Юрий Селенский - Срочно меняется квартира

— Да? Плывет? А ты куда плывешь, сынок ненаглядный?..

— Я плыву навстречу людям и их счастью! — сказал Сева вдохновенно. — Мария Ефимовна согласна уступить свою комнату, если я найду вам двухкомнатную квартиру… Гнездышко!

— Ты уж и к Марии сплавал? — спросил ветеран жестянобаночного цеха с такой интонацией, что старый Роман сообразил, что еще через секунду Сева рискует не плыть, а лететь. И он решил спасать положение.

В углу вдруг захихикал подвыпивший дворник. Давясь смехом, он подошел к Аракчаеву:

— Ну, я вовсе ослеп и оглох, а ты-то каку кулунду глядишь? Нешто это деталь? Это утиль! А это, значит, племянник? Гля, какой красивый, хоть в кино выставляй. Артист вроде. Ты уважь, Володька, уважь племянника. Оне молодые, им бабенкам на конфетки надо, на туда-сюда, опять же… Чтобы, значит, как у всех: «Прошу к столу! Официянт! Вина и фруктов!» Эх, забыли мы, Володька, молодость.

— Иди ты! — вполне искренне обозлился новоявленный дядюшка. — С чего ты взял, что это племянник?

— Какой паяльник? На што он мне? Ты мне надфиль подавай…

Сева не уловил подвоха в этом диалоге и сказал, похаживая по комнате:

— Спешу, Максимыч, спешу. Заглянул на секунду. Словом, она согласна. Не теряйтесь. Побольше игры, страстей. А квартиру я вам найду — люкс! Ну-с, ремонтик прядется произвести… Задача ли это для ваших золотых рук?

Аракчаев засунул «золотые руки» в карманы, потому что старикашка незаметно, но чувствительно ущипнул его в бок.

— Ну, иди! Иди! Поговорю я с ней, но ты туда более не шастай! Понял?

Жизнерадостный Сева удалился весьма кстати, ибо ни автор, ни старый Роман не очень уверены, что подобный разговор мог продолжаться миролюбиво.

— Нуте-с, как батюшка? — спросил старый Роман, снимая парик и очки.

— Так сказать, да! — ответил ветеран. — Откуда они только берутся?

— То-то, херувим с царских врат, — довольно хмыкнул маг и чародей. — Откуда берутся? С луны падают. От нас же и берутся, среди нас и обитают. Подлость и бездарность всегда воинственны, это следует помнить.

— Ну, причина-то какая у подлости, Роман Демьянович, э, прости бога ради, Роман Романович. Я с детства стишки упомнил: «В мире есть царь, этот царь беспощаден — голод названье ему!» И верно! Это наш брат знает, что оно есть — голод. На преступление шли. А теперь? За ради чего?

— Насчет царей, право, не знаю, но иногда задумываюсь: может, сытость тоже мелкий и жадный, как грызун, царек? Долго наше многострадальное отечество голодало, жило в нужде, рвалось к свету, к образованию. Собственно, только те, кому сейчас по тридцать, не застали очередей за хлебом. Еще доживает злая наследственность к запасу, к гарантии бытия…

— Да полно вам, — сердито возразил оппонент, весело поскрипывая протезом, — наследственность. Вы, что ли, хамство-то наследовали? Куда ни глянь, и каждый старается сразу два яблока в рот засунуть, а кто к апельсинам прорвался — то и три враз! Вот и давятся! Стремление жить лучше и мне понятно, но не до такой же степени?

— А солью, не наблюдали, не давятся? — насмешливо спросил Роман, расчесывая редкую седину. — Вы-то помните, в какой цене соль была?

— Ой, не говори, Роман Романович, сам, бывало…

— Вот и не спешите с выводами. Обеспечить общество хлебом, солью и яблоками — задача крайне важная, но отнюдь не главная. Именно в наше время следует подумать о следующем поколении, и серьезней, чем думали до сих пор. Нравственно общество приходит к совершенству куда как медленнее, чем к материальному изобилию. Мы этого из-за краткости человеческой жизни просто не замечаем.

— Ладно, не мне с тобой спорить. Чего я видел, а ты весь мир прошел. Но этот-то поганец парнокопытный? Он еще не знает, сопляк, что у него два уха разных: одно — левое, другое — правое, а туда же — хапнуть, что рядом лежит!

— Не кипятитесь, ясная душа! Поганцев не так уж много. Биологическое здоровье русской нации — сила великая, и та огромная воспитательная работа, которая постоянно ведется в нашей стране, дает всходы. Мы смотрим на тысячи прекрасных людей и не хотим их замечать, а попадает на глаза такой вот фрукт, мы в панику: куда власти глядят? А власть-то мы с вами! Вот давайте избавим общество еще от одного поганца и направим его на путь истины!

В этой части доверительной беседы двух стариков один из них остолбенел. Он даже сделал шага два назад… Его собственный портрет на столе ожил. Молодой Аракчаев вдруг подмигнул старому, пошевелил пшеничными усами и произнес ужасно знакомым, сипловатым и прокуренным голосом: «А ты как думал, сержант? Прудон недаром сказал, что собственность есть кража!»

Сева считал себя однолюбом. Он отнюдь не рассчитывал на любовь к себе всего коллектива управления Госстраха, но женщины…

Исходя из благоприобретенного опыта, он думал: если многие любят одного — этот человек и есть однолюб.

Когда Наташа позвонила ему и предложила встретиться наедине, дабы уточнить некоторые детали предстоящего обмена, он истолковал это по-своему. Сева деловито осведомился, какое вино предпочитает его гостья и когда следует ее ожидать около распахнутой двери.

Трубка ответила насмешливо: «Все будет, но не в таком темпе». И предложила встретиться в одном из скверов. Из этого агент сделал еще один вывод, что хорошему вину избалованная цирковая любимица предпочитает старомодную канитель с признаниями и прочей словесной шелухой, которую Сева называл орнаментом. Зная предмет, он прощал прекрасному полу эти формальности и сам иногда любил сплести замысловатое словесное кружево. Сева мгновенно перестроился на другую тональность и заявил, что он с радостью принимает любые условия встречи.

Наташа, спеша на деловое свидание, помнила все инструкции и указания, полученные от деда и мужа. Однако, как и все молодые особы с поэтической душой, она все же сомневалась в том, что симпатичный Всеволод Булочка если не законченный, то весьма преуспевающий негодяй. Она также была очень уверена в своих актерских возможностях и решила, что если малость и отступит от инструкций, то Сева скорее поддастся ее чарам и выболтает все, что ей надо и не надо.

Сева подошел к ней незаметно, и она даже вздрогнула:

— Всеволод Пантелеевич, вы как из-под земли возникли.

— Да. Я возникаю внезапно. Эти цветы для вас.

— Какая прелесть! Наверное, стоят бешеных денег?

— Стоит ли об этом? Доставлены с юга. Спецрейсом. Кстати, розы называются пошловато — «каприз королевы». Видите, все лепестки пунцовые, а один — розовый.

— Всеволод Пантелеевич, вы спец.

— Я не спец? Господи, я один из тех, которые испытывают одиночество в толпе.

— Вы — и одиночество? Это несовместимо, — сказала Наташа игриво. Перед ней была поставлена еще одна боевая задача: разведать, зачем неженатому и не ахти какому богачу вдруг срочно потребовалась трехкомнатная квартира? И, нарушая указания, Наташа решила перевести беседу на несколько опасный, но выигрышный интимный тон.