Юрий Селенский - Срочно меняется квартира

— Давай поменяемся, Булочка. И что ты сделаешь первое, как сядешь за мой стол?

— Отдам приказ о выдаче вам премии за быстрое составление хорошего отчета.

— Может быть, — согласился начальник. — А я что должен делать на твоем месте?

— Идти получать премию.

— Нет, Всеволод Пантелеевич, я бы на твоем месте сел и написал заявление: «Прошу меня уволить по собственному желанию». Но ты пока заявление не пиши. Подожди! Сдадим отчет, тогда уж и можно будет. Иди.

Об этом задушевном собеседовании Сева рассказал Аншефу. Тот смотрел на него долго и странно, в его взоре не было ни гнева, ни радости, ни любопытства. Потом он сказал:

— Самое бессмысленное занятие — искать смысл жизни. Пора понять. Теперь он тебя скушает. Потихоньку, чтобы кости не хрустели. Но ты не робей. Пиши заявление — по собственному желанию. Скоро я начну подбирать кадры с достойной анкетой. Вышибленцов мне не надо.

С расстройства Сева три дня не выходил на работу. Этого, впрочем, никто не заметил. Получив замечание свыше, начальник зачеркивал какие-то слова и вписывал их вновь. Он работал. Для сотрудников это были дни передышки.

Новое утро Сева встретил в прекрасном расположении духа. Ему повезло. Вместо сдачи Севе дали карточку спортлото. А он возьми и выиграй. «Надо же, — изумился Сева, — люди по сотне покупают и мимо. А тут одну насильно всучили — и на тебе! Что наша жизнь? Игра!»

На радостях Сева говорил с клиентурой так вдохновенно, что за утро застраховал три человека вместе со всеми потрохами их квартир. Из четвертой его чуть не в шею вытолкал какой-то подвыпивший обитатель. «Ну, работенка, — возмущенно рассуждал агент, — хуже, чем в Саудовской Аравии. Одиннадцати еще нет, а он уже наклюкался. Где только достают люди в это время?»

Потом Сева пошел за выигрышем. В сберкассе его быстро утешили, сказали, что выигрыш крупный, надо запросить центр и чтобы он пришел через неделю.

Походив еще по городу по своим и по казенным надобностям, Сева вернулся домой, где и произошла встреча с Леней.

На сей раз неопытный адвокат не изображал из себя опытного конспиратора. Он был собран, не калякал запанибрата, у него была одна цель — вернуть икону.

— Здравствуйте. Извините, что на днях заходил к вам малость того-с. Бывает, знаете…

— Что? — спросил Сева участливо. — Передряги, заботы, обиды, долги? Есть друзья, есть любовницы, муки? Ну, так все это сор, пустяки — просто дым без огня…

— Вы начитаны, Всеволод Пантелеевич.

— Приходится. По долгу службы. Чего не наплетешь, чтобы воздействовать на стадное мышление обывателя. С процентов получаю. У вас это называется деликатнее — гонорар?

Леня неопределенно покрутил пальцами и вздохнул:

— Ну, знаете, мне до гонораров еще далеко. Я пришел за иконой.

— Цела. В сохранности. Интересуетесь только иконами или церковной утварью тоже? Есть на примете один знаток. Он специалист по лампадкам. Плащеницей не нуждаетесь?

— Нет. — Леня ответил сухо, его интересовал крючочек на дверке иконы, который он умело опломбировал. — Я только радиотехникой увлекаюсь.

— А? Понимаю. Автомотовелофоторадиолюбитель?

— Нет. Только радио.

— Как на семейном фронте? — задал разведвопрос Сева. — Небось мир и благодать? Крупорушка для тещи больше не нужна?

— Нет. Вопрос решен. Разводимся.

— Правильно. Пойдут младенцы. Все усложнится. В Америке, как сообщают социологи, самый высокий процент разводов. Надо догонять. Некто госпожа Науми Олколей, инспектор Бруклинского бюро обслуживания населения, пришла к выводу: «Многие родители чувствуют, что традиционные ценности и устои в семье отжили и устарели».

— Память у вас? Все цитируете?

— Нельзя отставать от века, — Сева довольно потер руки, — интеллект — венец интеллигента!

— Сева, а вы знаете, что означает — интеллигент?

— Обижаете. Я выше таких покупок. Университета не кончал, но не отстал от века. Кстати, в одно слово ответ и не уложишь. Интеллигент — значит: обеспеченный, преуспевающий, современный, модный, образованный…

— Все чепуха! С латыни это переводится одним словом — думающий.

— Не без этого оттенка. И мы думаем тоже.

— Это хорошо, — согласился Леня, — думать надо. Без этого не усвоишь смысла жизни.

Сева смотрел на собеседника долго и странно. В его взоре не было ни гнева, ни радости, но любопытство было.

Потом он сказал веско, чеканно:

— Самое бессмысленное — искать смысл жизни. Работать надо.

— Пожалуй, — согласился Леня, — надо! Так вы насчет обмена не забывайте. Вы человек пунктуальный, алаберный, вам хочется верить!

— Какой? — непростительно удивился Сева. — Алаберный? Это я еще не знаю.

— Для думающего человека это не загадка. Безалаберность знаете? Нетрудно сообразить. Пока. До встречи, где прикажете.

— Переучили! — сказал Сева насмешливо, после того как за Леней закрылась дверь. — Живи алаберно, от тебя все бабы разбегутся.

И, предвкушая приятные минуты получения выигрыша в сберкассе, он подмигнул портрету деда.

Два почтенных человека посматривали друг на друга испытующе. Одному было немного за пятьдесят, другому — почти под восемьдесят. Две натуры, судьбы и личности разделял лишь стол.

— Таким образом, чему могу служить, что ли, как бы сказать? — спросил у старого Романа Владимир Максимович.

— Сейчас, друг мой, объясню, — отметил Роман, — отдышусь немного. Сам, знаете, удивляюсь, что когда-то выполнял прыжки «флик-фляк»… Меня зовут Роман Романович Гордеев. Я цирковой артист, точнее, дедушка русского цирка. А привело меня к вам одно обстоятельство… деликатного свойства. Рад, что застал вас дома одного…

— Это, что ли, как бы не редкость, потому как один пребываю постоянно.

Старый Роман по обстановке понял, что в данной комнате живет одинокий человек, не очень озабоченный устройством собственного быта и не страдающий пагубной любовью к накопительству.

— Позвольте быть откровенным. В лета мои нет надобности лицемерить, но вы мне стали симпатичны с первых минут знакомства. Я, видите ли, престидижитатор, попросту фокусник и уже в силу ремесла разбираюсь в вещах и их истинной сути. К вам в последнее время наведывается некий Всеволод Булочка, как вы к нему относитесь?

— Это, что ли, страховой Севка? А как отношусь? Просто: пришел — сиди, говоришь — говори, ушел — ступай с богом.

Гордеев улыбнулся приветливо и печально. Первая же фраза Аракчаева убедила его, что он не ошибся в определении характера.

— Ну, а если приглядеться к нему внимательнее?

— А что там приглядываться? Михрютка, как все нынче… Попадьей не ласканный, попом не битый…

— Как говорите? Михрютка? Это что такое?

— А черт ее, так сказать, знает? Михрютка — и все тут. Бабка покойная меня так смолоду звала. Вроде бы как любя, что ли, ласково.