Юрий Селенский - Срочно меняется квартира

Сам понял, что в этой дуэли надо менять оружие, и, пытаясь, взять себя в руки, прошелся по комнате.

— Садись, — бросил Сам, разглядывая Крыма. — Вот ты, молодой человек, приходишь к начальнику, к пожилому человеку и валяешь из себя шоколадного придурка. Зачем тебе это? Смотри, в твоей трудовой книжке места не хватило перечислить организации, откуда тебя выгоняли. Зачем же ты сам себе жизнь уродуешь? Хорошо, напал ты на меня, я вашего брата перевидал вот сколько. — Сам постукал ладонью по тому месту, где под вторым подбородком у него намечался третий. — Я сочту за мальчишество твою выходку, а нарвись ты на другого…

— Я уж нарывался, — еще более грустно заметил Крым, — поэтому и доплыл до вашей базы. Дальше некуда. Полная необеспеченность заставляют меня идти к вам.

Сам сдвинул брови еще строже:

— Необеспеченность, а ботиночки — люкс, штаны по моде ножку обхватывают, необеспеченность, а небось в приемной шляпу оставил?

— В Америке безработные в шляпах ходят, это от традиции, а не от богатства.

— Ох, напорол бы я тебя запросто, по-отцовски, с искренним удовольствием.

— Не советую — я самбист.

— Кто?

— Самбист.

Начальник кадров хотел что-то сострить, но побоялся. Честно говоря, он не знал, что такое самбист, и только по-отечески похлопав Крыма по плечу, вздохнул:

— Эх, самбист, драли тебя мало. Кто твой отец?

— Мой папа — детдом, а мама — широка страна моя родная.

— Вот видишь, государство тебя вырастило, воспитало, а ты в благодарность издеваешься над графой социального происхождения? Хорошо это?..

Крым сбился с уверенного тона и просто ответил:

— Плохо, товарищ начальник, но я не издеваюсь, я просто не знаю своего происхождения. Может, мой папа поп или бывший кулак.

— Как это ты не знаешь?

— Очень просто, не знаю. Вот вы начальник отдела кадров, а вы не знаете, что такое кадры. Люди — это вам понятно, ну, там, мотористы, матросы, механики и другие специалисты — все ясно, а как перевести на русский язык слово «кадры» вы не знаете?

Сам незаметно расстегнул нижнюю пуговицу у кителя и налил в чай воды. Он мгновенно прикинул, что действительно того… перевести на русский язык это родное, привычное слово он не сумеет, и, понимая, что дальнейшая его воспитательная работа не имеет смысла, он примирительно сказал:

— Сядь и перепиши анкету. Без фокусов, понял, водолаз? Возьму на работу. Пойдешь на хорошее судно и бросай придурь — не мальчик.

— А что переписывать, там все верно.

— Хватит, говорю, острить, — Сам опять повысил голос. — Это что? — Он ткнул пальцем в графу — «ученая степень».

— Простите, — простодушно улыбнулся Крым, — но глупый вопрос всегда вызывает желание сострить. У вас что, на флоте есть матросы с ученой степенью?

— Это комсоставская анкета. Сейчас нет бланков на рядовой состав, и что? Из этого надо делать цирк?

— Тогда понятно. Сейчас перепишу. — В глазах у Крыма сверкнула ирония. — А среди боцманов и механиков встречаются члены-корреспонденты?

…Пока Крым здесь же, за столом начальника, трудится над анкетой, стоит спокойно поведать о том, чего он и сам не знает, и в частности, откуда взялось его странное имя — Крым.

…Когда гвардии старшина Николай Ефимов, волоча за собой перебитую ногу, отполз от дороги, бомбежка уже кончилась. Последний самолет набирал высоту после выхода из пикирования. Стабилизатор его показался старшине раздвоенным хвостом какого-то гадкого насекомого. Размазав по лицу грязь с кровью, старшина осмотрелся по сторонам. Несколько перевернутых взрывами автомашин горели. У одной еще продолжало вращаться колесо. Из придорожных кустов выходили уцелевшие солдаты. Стонали раненые. Ефимов попробовал встать, но только завыл от боли и пополз опять.

Старшина полз до тех пор, пока не уткнулся головой во что-то мягкое. Это было тело женщины. Ефимов сел и увидел рядом мальчишку лет двух. Малец не кричал, не плакал, а только, как рыбка, беззвучно открывал рот. Женщина была убита осколком наповал и лежала рядом с крестьянской фурой. Как попала эта фура в военную колонну, гадать не было времени, и, когда к старшине подошли, чтобы помочь ему доковылять до уцелевшей машины, он указал на мальчишку.

Так свела судьба на несколько часов старшину Николая Ефимова и двухлетнего Сережу Оноприенко. В кузове машины Сережа сидел молча, вцепившись ручонками в ворот чьей-то гимнастерки, и старшина с испугом поглядывал на мальца. Было странно, что он не издавал ни звука. «Контузило пацана», — хрипло сказал державший его солдат.

В медсанбате мальчика отдали в руки женщины-врача; и старшина успел булавкой прицепить к его рубашонке мятую бумажку.

Бумажка эта вместе с мальчиком долго добиралась до тылового города, и, изучая ее при свете настольной лампы, директор детского приемника никак не мог разобрать, что на ней написано.

Несколько слов, выведенных корявыми буквами, ни о чем не говорили: «Найден мал. Возле станицы. Крымская. Кубань. Мать убита. Мож. не мать? Подобрал старш. гвард. мин. бат. Николай Ефимов».

После краткого совета, мальчика решено было числить в списках по имени места, где он был найден, а дабы не забылось имя его спасителя, отчество ему было присвоено Николаевич. Так сын украинского колхозника Сережа Оноприенко стал Крымом Николаевичем Кубанским. И если бы сравнить настоящие данные, о которых Крым и не подозревал, и те, которые он не без ехидства написал в анкете, то трудно было бы судить, какие ближе к истине?

Начальник отдела кадров был по натуре человеком не злым, но его долго и старательно воспитывали в духе подозрительности. Он привык доверять не людям, а данным о них. Он быстро составлял представление о людях, препарированных анкетой. Все было четко, подробно, понятно. Теперь анкеты пошли куцые, лаконичные, и это мешало ему разбираться в трудящихся. Он, конечно, понимал необходимость демократических преобразований в учете кадров и был согласен с тем, что глупо задать Крыму вопрос: «Занятие родителей до революции?» Но все же… Вот пример: какой-то мальчишка без страха и почтения дерзит ему и ведет себя как с равным.

А что он может сделать? Швырнуть ему анкету обратно? Сказать: «Пошел вон, шпана, ищи себе работу на Колыме». Ну, положим, он выгонит его… Этот мальчишка, стрельнув своими черными глазами, скажет ему: «Гуд бай! В нашей стране безработицы нет». И уйдет. А завтра кадровика опять будет разносить начальство — почему не хватает матросов? Почему такая текучесть кадров? Что у нас — база или проходной двор? Куда проще было нанимать на суда, кого бог пошлет, а там уж пусть разбираются капитаны.

В этой части своих размышлений Сам оглянулся на Крыма, глаза их встретились. Крым усмехнулся, Сам помрачнел и, размашисто расчеркав заявление, крикнул в дверь: «В приказ! На судно. Матросом-рулевым». Вдогонку Крыму он смотрел мрачно, и Крым, поняв его, утешил как мог: