Юрий Селенский - Срочно меняется квартира

Специи — уязвимое место Кипариди. В минуту благодушия, наблюдая, как ребятишки уминают обычную свежеотваренную кильку, он думал: «Мне бы кайенского или венгерского перчика, винного уксуса, хренку, анчоусной пасты или ореха мускатного раздобыть? Вы бы у меня кирзовые сапоги слопали».

Старик тоже симпатизировал Крыму, понимая, что детдом и ремеслуха не ласкают маминой рукой. Тем более непонятным всем показался эпизод, который только что произошел. Пока ребята загружали ночным уловом морозники и заканчивали уборку палубы, кок возился в камбузе.

Выглянув зачем-то в коридор, он заметил на двери камбуза маленький плакатик, сочиненный каким-то шутником. Текст был предельно лаконичен: «Для коммунистического труда — требуется разнообразная еда!»

Папа Пий с минуту переминался с ноги на ногу, как старый слон, сопел, вникая в смысл изречения, качал головой и вдруг ринулся на клочок плотной бумаги и сорвал его. Потом в камбузе зазвенела, забренчала и даже загрохотала посуда, будто «Орлан» попал в зону моретрясения. Липа Вековая прижалась в ужасе к стене. Слон бушевал. Тряслись от гнева его пухлые губы, колыхался живот, и даже остатки волос как бы встали дыбом.

Сорвав с себя фартук, Папа Пий с несвойственной ему поспешностью устремился на палубу.

Боцман укладывал в штабель ящики, Ляля, размахивая шваброй, помогал Крыму, а Крым, омывая палубу из шланга, безмятежно распевал:

Шланг миролюбиво извивался у ног Крыма, и он, никак не ожидая атаки, вдруг полетел на палубу, сбитый брюхом Артемыча.

— Проверяешь, шпендрик? По чемоданам шаришь?

Перегнув Крыма через колено именно так, как это делают, наказывая ремнем детей, Артемыч хлестал Крыма фартуком по мокрым штанам и трубно вопрошал:

— Будешь шарить по чемоданам? Будешь?

Крым дрыгал голыми пятками, отбивался всеми конечностями и орал:

— Псих! За что? Какой чемодан? Он свихнулся, братва!

Вода хлестала из шланга на палубу, за бортом суматошно орали чайки.

Ляля и Митя Пуд повисли на плечах у Артемыча. Крым, вывернувшись из объятий старика, схватил какую-то железяку и, заорав: «Убью! Кто вор?» — пошел в атаку, Боцман, оказав свое обычное «застебнись!», перевел струю на Крыма. Тот, приплясывая, как боксер, и изворачиваясь под тугой струей из шланга, все рвался в бой. Кутерьма продолжалась до тех пор, пока в дело не вмешался старший механик. Дед оттащил Крыма за ремень, развернул кругом и, поддав коленом, безапелляционно приказал; «Брысь в кубрик! Остынь!»

— Батя, уймись! — рассудительно обратился дед к коку, — Чего ты напал на эту шмакодявку? Какой чемодан? В чем дело?

— Видишь? Видишь? — задыхаясь, повторял старик и совал деду в нос злосчастный плакат. — Спроси, где он его взял? Пусть объяснит при всех!

Дед, прочитав сильно пострадавшее в бою, измятое и подмоченное изреченье, усмехнулся:

— Ну, беда какая? Наглядная агитация. При чем здесь чемодан?

— Да? Агитация? — сопя, спросил кок. — Плевал я на такого агитатора. Где он эту бумажку взял? Это документ. Он издевается, да? А колпитные деньги? Сто двадцать рэ? Я их в чемодане держал. Где они?

Дед, как лицо старшее, оставшись за капитана, и предполагать не мог, что происшествия начнутся так быстро. И дабы пресечь всякие последствия, он сказал коротко и авторитетно:

— Ша! Разберемся. А сейчас — кончай базар! Работать надо.

Окончив уборку и позавтракав, каждый занялся своим делом. Так называемое личное время члены команды проводили кому как заблагорассудится.

Дед удалился в каюту и, морщась, как от зубной боли, принялся за составление ремонтной ведомости. «Орлана» в зиму должны были ставить в док на профилактический ремонт, и следовало перечислить все поломки, дефекты, неполадки по части корпуса и механизмов и перебрать в уме, а потом и в ведомости агрегаты, которым требовался ремонт. Как и все люди, имеющие дело с железом, старший механик недолюбливал бумаги и заполнял ведомость без заметного вдохновения.

Шамран, спрятавшись с боцманом в холодок, доплетал пеньковый мат. Ловко перекидывая расплетенные каболки и споро работая свайкой и мушкелем, Ваня помалкивал. Боцман, втайне завидуя Шамрану, который отлично знал такелажное дело, руководящих указаний не давал и только изредка вздыхал и приговаривал: «Лихо ковыряешь. Сейчас бы кружечку пивка ковырнуть… Ледяного, с белой шапочкой на макушке… Под старой липой… в холодке… с сухариками, а лучше с собеседницей… А?»

Шамран мрачно прерывал фантазию одним словом: «Застебнись».

Крым, расстроенный происшествием с коком, отлеживался, страдая в духоте на своей койке. Как это бывает с натурами решительными и прямыми, он был очень обижен подозрением Папы Пия и перебирал в уме самые изысканные виды мести. Однако, постепенно остывая, он правильно оценил обстановку и, сменив гнев на милость, стал вынашивать план своей полной реабилитации, что само по себе должно было посрамить старика.

Следовало найти неопровержимое доказательство своей полной непричастности к злосчастным деньгам. И Крым решил, что надо сейчас же занять по частям эту не ахти какую сумму, торжественно вручить ее Артемычу и сказать с выражением высшего достоинства: «На, кандей, возьми свои колпитные средства. Но запомни на всю оставшуюся жизнь — я их не брал. Или ты обсчитался на базе, или засунул, старый склеротик, эти гроши куда не следовало, по рассеянности. Найдешь, отдашь — и будем квиты. Но учти, твой харч я больше жрать не стану. Проживу на сухомятке. А будешь еще визжать — убью!»

Однако осуществлению этого благородного плана помешал Ляля Черная. Он явился с заманчивым предложением плыть на берег на маленьком ялике.

— Все равно целый день будем болтаться на якоре. Поедем? Митя Пуд уже и ялик спустил. Берег недалеко. Мал-мал погуляем, ноги разомнем, искупаемся по-курортному…

— А че тут за берег-то? Глаза бы не глядели, — буркнул Крым, — каменюки, жара, пустыня — не разгуляешься. Мы с радистом раз плавали, а толку? Он как чокнутый камешки собирает, а нам-то хрен делать?

— Вы же там какого-то хмурозавра в камнях раскопали. Может, и мы найдем.

— Сам ты хмурозавр. Мы же не зверя нашли, а тень от него. Это радист придумал: «Во! Мобилизуйте, коллега Крым, все ваши умственные возможности! Миллионы лет природа хранила для нас этот подарок, любой палеонтолог свихнулся бы от радости, а вы смотрите на тень веков, как на пустую бутылку из-под портвейна». Пошел он со своими фантазиями.

— Не, все же интересно… не пощупать, так посмотреть. У нас в Баку есть камни, их подняли со дна моря. На них надписи, кто их разгадает, тот обязательно в денежно-вещевой лотерее утюг выигрывает. Вах! Есть же умные люди.