Юрий Селенский - Срочно меняется квартира

— Короче! Потом?

— Потом он отстал и стал петь. А я сел. До ветру. Вон там. Потом встал, а он уж далеко ушел. Вот сюда, к колодцу. Ну я пошел дальше — птица улетела. Никакого гнезда там не было. А потом оглянулся, а Крыма нет…

— А Ляля где был?

— Я? Я уже к ялику пошел. На берег, вон туда. А Крым за Митей шел. А потом Митя прибежал и орет: «Ляля, а где Крым?»

— Трещите, как Бобчинский и Добчинский, — радист поморщился. — Я пошел, он ушел… Бремя, время сколько прошло?

— А кто считал-то? Я когда, значитца, присел…

— Ну, ладно — «сел», «присел». — Дед опять разозлился. — Хватит присядки. Человек не иголка, и уйти он из видимости не мог, пока ты сидел. Куда здесь уйдешь?

— Я же чего и говорю, — подтвердил Митя.

— Хватит. Надо проверить. — Стармех решительно вытаскивал камень. — Давайте нож, фонарь, аптечку! Кого-нибудь обвяжем и спустим аккуратненько. Кто полезет?

Среди прочих обитателей «ковчега» не последнее лицо — боцман Молчаливый. Если верить многим произведениям писателей-маринистов, классический боцман должен обладать зычным голосом, лицом, задубленным ветрами, кривой короткой трубкой и еще чем-то очень просмоленным, просоленным и задубленным. Ходить он должен на косолапых ногах вразвалочку, быть матерщинником-виртуозом и являться грозой команды или ее душой.

Антон Молчаливый и зимой и летом ходит в ночной рубахе с начесом, у которой аккуратно обрезаны рукава, в старых спортштанах, заправленных в подвернутые кирзовые сапоги, и вместо осаженной на ухо мичманки голову его изредка украшает лыжная шапочка. Чаще его бесцветные волосы, свернутые в тугие мерлушковые кудряшки, ничем не прикрыты — благо их ветер не треплет. Это похоже на парик и выглядит странно в сочетании с пухлыми детскими губами и белыми рекламными зубами. Радист, любуясь боцманом, как-то добродушно заметил: «А ты, брат Антон, — негр, только белый». Но прозвище не привилось.

Боцман от природы человек неразговорчивый. Не то чтобы бука, но зря не тараторит. У него глаза больше говорят, чем губы. Бывает же акцент в речи? А у глаз? Вот если так можно сказать: глаза у Антона с акцентом. И акцент этот явно насмешливый. И он это знает, и все это знают. Поэтому боцмана не переспрашивают по-пустому и не лезут с дурацкими подначками. Никто. Глаза боцмана не располагают для длительной беседы.

Речи его чаще всего состоят из одного-двух слов. Максимум, что он может сказать, — фразу. Все, что недосказано, поймете по глазам. Поймете все — от молитвы до мата.

Крым ковыряет хомут на горловине резинового шланга. Уродует его, стучит то молотом, то каблуком и сопровождает эту бурную деятельность изысканными выражениями. Боцман стоит рядом и наблюдает за Крымом. Смотрит он на него с искренним удивлением, как дети смотрят на божью коровку, увидев ее впервые. Потом боцман вполне членораздельно произносит:

— Раз…

И Крым взрывается. Он машет отверткой, молотит ей по шлангу и орет на все море. Боцман отбирает у него инструмент и начинает бережно постукивать по хомуту. Не успел Крым закурить — хомут сполз со шланга. Боцман возвращает отвертку и договаривает:

— …зява.

Смотрит боцман на людей так, будто он знает о каждом столько, что тот и сам о себе столько не знает. Никаких там льдинок, смешинок и других несуразностей в глазах боцмана не увидишь. Глаза как глаза — серые, с голубым отливом. И все же Папа Пий как-то заметил походя: «Глаз-бурав! Посмотрит иной раз на тебя, и будто штаны свалились».

При всем прочем Молчаливый — человек спокойный и обязательный. Боцманским лексиконом он вполне владеет, но пользуется им редко. Запоем, как все классические боцмана, Антон Молчаливый не страдает. Впрочем… Наблюдается запой другого рода. Большинство свободного, а иногда и несвободного времени он посвящает чтению. От книги его трудно оторвать. Дочитав книгу, боцман долго и молча разглядывает обложку, корешок, иллюстрации и неизменно повторяет одно и то же: «Дерьмо! Фантазия!» За последнее время в эту категорию угодили такие произведения, как «Знаменитые римляне» и «Справочник молодой домохозяйки».

Книг боцман не покупает и не хранит. Набрав их стопу в библиотеке, на базе он ведет меновой торг.

— Читал? — спрашивает он, помахивая потрепанным пухлым томом. — Мировецкая вещь! И здесь же умудряется сменять «Куклу госпожи Барк» на «Деревья и кустарники Сочинского дендрария». «Дендрарий» он жарит с таким же усердием, как и «Куклу». Прочитав книгу, он рассматривает ее с изумлением и, вслух высказав предыдущую оценку, садится подклеивать оборванный корешок. Не дай вам бог потерять или задержать книгу, которую вам дал почитать Антон Молчаливый. Это опасно. Молчаливый становится угрюмым.

Хранит боцман только одну тонкую, как блин, брошюрку в серой обложке. На титульном листе ее шариковой ручкой вкривь, но крупно начертан автограф: «Скитальцу морей. А. Молчаливому на личную память об личной встрече с автором». Прочитав сей том с посвящением, скиталец морей поморщился. Сказал: «Я и то хлеще соврал бы». И спрятал дар на вечное хранение на дно чемодана.

Других странностей за боцманом не наблюдается. И он действительно скиталец. Он имел дело со ставными и закидными неводами, с кошельками, ярусами, ловушками, снюрневодами и разноглубинными тралами. Вы могли его встретить в Оссоре, на Олюторке, у мыса Крашенинникова и на Шикотане, на Белом море — в Мезенской губе — и на Балтике. Он выходил в океан и возвращался обратно и нигде не пристал. Возможно, мешал «акцент», а может, так складывались обстоятельства личной жизни. Кто знает? В кадрах о нем известно главное: из тридцати возможных лет — четырнадцать отдано морю и рыбе. Рыбы он видел столько и такой, что не снилось и библейскому старцу Ною. Как это часто бывает с людьми неразговорчивыми, о них известие немногое. Это же можно сказать о боцмане.

В данной ситуации он вел себя так же спокойно и не высказывал никаких предположений в отличие от Ляли, Мити и других. Он прохаживался, заложив руки за спину, и поглядывал на деда, ожидая с полным равнодушием только его указаний. Когда его кто-нибудь толкал в бок и начинал высказывать новую версию пропажи Крыма, он пресекал фантазии своим обычным «застебнись!».

Поскучав немного, он подошел к колодцу и спросил у старшего механика:

— Василий Иванович, как говорят портовые бичи: мы будем искать или що?

— Ну, кто храбрый? — повторил дед. — Прошу пожаловать. Здесь жарко, там — прохладнее…

Добровольцев не оказалось.

— Карстовые пустоты, — сказал радист задумчиво, — могут развиваться в карбонатных и иных породах в виде ям, естественных колодцев, воронок и шахт…