Иосиф Герасимов - Конные и пешие

— Да, мама, — покорно ответил Виталий.

Ворваня назначили исполняющим обязанности директора института; исполнять обязанности он будет до выборов — таковы порядки в академии, потом станет полноправным хозяином; впрочем, это все условности, хозяином он уже стал. Аня думала, он просто переведет свою лабораторию в институт и там, в новом помещении, они продолжат исследования, но все стало поворачиваться иначе. Ворвань пригласил ее к себе, уже в директорский кабинет, просторный, хорошо обставленный, светлый и удобный; у Суржикова был вкус и, когда он подбирал мебель для кабинета, то, говорят, вникал в каждую мелочь. Аня прежде заглядывала сюда вместе с Виталием и сейчас заметила: Ворвань, как новый хозяин в кабинете, ничего не изменил.

Ворвань расхаживал по ковру, из рукавов черного пиджака высовывались белоснежные манжеты и волосатые запястья; широко улыбаясь, показывая крепкие ровные зубы, говорил:

— Вот что, Анна Васильевна, мы организуем новую лабораторию. Ставки есть. Основу ее составит ваша группа. Займетесь рентгеноструктурным анализом. Методики у вас отработаны, и я в вас верю. Дела сейчас заварятся круто. Ну, да вы легкой жизни никогда не искали. Приказ о назначении вас завлабом я отдам сегодня. Потом проведем через ученый совет.

Он остановился, передохнул и еще шире улыбнулся:

— Вот что еще… Под лабораторию я вам выделю две комнаты: тридцатую и тридцать первую. Хорошие комнаты. Будет тесновато, но при нашем общем дефиците площади, сами понимаете. Там сейчас расположилась бухгалтерия. Я нашел для них место. Правда, они бурно выражают недовольство. Перетерпят. Институт для научных работников, а не для чиновников. Они сейчас переселятся, но вы все-таки сходите, посмотрите. Только поопасайтесь их гнева.

Аня сама потом удивлялась, что восприняла все это спокойно, может быть, потому, что слишком много в последнее время у них в лаборатории говорили о переменах, и, когда они случились, никто не удивлялся, все к ним были готовы. Аня знала — лабораторию повести сумеет, ведь у нее была довольно большая группа, и она давно научилась четко распределять работу среди сотрудников. А что касается идеи, то в них недостатка не было; главное направление в свое время обосновал Ворвань, потом уже пошли подробные разработки.

— Ну, удачи вам, Анна Васильевна, — сказал Ворвань и протянул руку.

Однако, когда Аня уже шла к выходу, он, роясь в бумагах на столе, не поднимая головы, спросил:

— А что, Анна Васильевна, с Виталием вы так и не съехались?

Ее передернуло от этого вопроса, и она быстро ответила:

— Нет!

Наверное, она сказала слишком резко, потому что Ворвань удивленно посмотрел на нее и тут же мягко пробормотал:

— Ну, извините… извините. Это я так… любопытно.

Но Аня поняла: он отлично осведомлен, как обстоят у нее дела с Виталием, и спросил об этом, конечно, не зря. Скорее всего хотел посоветовать, чтобы она окончательно уладила свои дела с Суржиковым-младшим: Ворваню нужно, чтобы у нее была чистая характеристика, но, услышав ее резкий ответ, видимо, передумал давать советы…

А на следующий день она встала с головной болью, поехала в лабораторию. Там шел демонтаж оборудования, его должны были перевезти теперь в новое помещение; приборы хрупкие и дорогие, и Анне надо было следить самой, как их разбирают и упаковывают. Слесари у них скверные, за работу, которую они и так должны делать, выпрашивают спирт; сколько об этом шумели, говорили — ни черта не помогает; однажды Аня побежала жаловаться к главному инженеру, тот ее внимательно выслушал, посочувствовал и тут же дал совет:

— А вы им, Анна Васильевна, все же спирту дайте. А то ведь ничего не сделают. Это я вам точно говорю. Я тут бессилен. Хорошего слесаря для института днем с огнем не найдешь. Все хорошие на заводах. У нас же те, кого оттуда повыгоняли. Есть даже из жилуправления. Что делать? Вы им только сначала посулите, а дайте после того, как закончат. Иначе перепьются раньше времени.

Аня вошла в комнату, когда работа шла вовсю, трудилось довольно много народу, сначала она удивилась — откуда столько набралось, потом вспомнила: вчера один из новых аспирантов, высокий, широкоплечий парень из Грузии, пообещал привести своих товарищей, заверил: «У меня тут, в институте, земляки есть. Все будет сделано, Анна Васильевна!»

Аня направилась в дирекцию: нужно было подписать целую кипу бумаг. Но до дирекции не дошла, ее окликнули. Андрей Бодров приближался к ней, торопливо семеня ногами, ей даже показалось, они у него заплетаются. Вид у Бодрова был нездоровый, на лбу и на щеках выступили пятна.

— Я к тебе! — крикнул он еще издали, а когда подошел, дернул себя за галстук, да, видимо, очень сильно, потому что сразу же вытянул шею, тут же пригладил лацканы кожаного пиджака.

«Ну вот, — подумала Аня, — конечно же, у него что-то случилось. Сразу я и понадобилась».

— Здравствуй, — сказала она. — Вид у тебя далеко не победительный.

— Не надо издеваться, хорошо? — тихо сказал он. Ане сразу стало его жалко, все-таки у него двое детей, он из кожи лезет, чтобы как-то упрочиться в жизни.

— Хорошо, — согласилась она. — Тебе нужен совет или помощь?

— Не знаю, — сказал Бодров и вздохнул. — У тебя есть пять минут?

— Если они тебе так нужны, то есть.

Они неторопливо пошли рядом по коридору.

— Ну, рассказывай, — приободрила она.

— Боюсь, ты оказалась права, — сказал он, и чувствовалось, ему нелегко дались эти слова. — Ворвань откомандировывает меня на полгода в Тулу. Говорит, нам нужен их опыт. Но тут что-то не то… Я помню твои слова. Помню, как ты говорила: он от меня избавится. Может быть, он тебе сам об этом сказал?

— Ты с ума сошел! — воскликнула она. — Разве Ворвань будет этим со мной делиться? Просто об этом мог бы догадаться любой, кроме тебя.

— Неправда! — Он остановился, и лицо его зло перекосилось. — Он к тебе особо расположен… Особо! воскликнул Бодров. — Ты получаешь лабораторию. Ты! А не я! Хотя мне было обещано… Ты хочешь сказать: все это просто так? Да?

Аня даже не рассердилась, таким он показался ей жалким, она только усмехнулась:

— Прежде я думала, ты просто глуповат, а теперь вижу — ты еще и испорченный мальчишка.

— Ладно, — сказала Бодров, стиснув зубы, пытаясь сдержаться. — Ладно, — повторил он уже спокойнее, — я шел к тебе не ругаться.

— Тогда выкладывай, с чем шел.

— Ты имеешь на него влияние. Я не могу в Тулу… У меня семья. Это мотаться между двумя городами, жить на два дома. И потом… потом. Я ведь теперь понимаю: командировка — только повод. Потом он придумает что-нибудь другое… Ну, поговори с ним, очень тебя прошу, поговори. Он послушает тебя…

Но Аня твердо знала: начни она этот разговор, Ворвань ее просто-напросто оборвет и скажет — это не ее дело. Он нашел один из вариантов избавиться хоть на время от Бодрова, причем никто придраться не сможет. Научная командировка — это благородно. Тут возможна и совместная работа. Во всяком случае, Андрей Бодров не будет крутиться перед глазами, а сторонники Суржикова воспримут это хорошо, их не так уж мало в институте, когда-то именно Суржиков комплектовал ученый совет, и многие из его членов обязаны бывшему директору. Ворваню надо продолжать вести свою игру, показывать, как он ратует за Суржикова, ведь он отдал ему не лабораторию, а целый отдел. Но как это объяснить Бодрову?