Иван Евсеенко - До конца жизни

И вдруг Петька вскочил и сколько было силы побежал домой. Как это он раньше не додумался?! Как он не додумался?! Ведь отец мог приехать поездом. Поездом даже лучше. Дед Иван рассказывал, как хорошо ездить на поезде. Ох, и дурак же Петька! Отец, наверное, давно уже дома, а он сидит на лугу и ест кислый щавель.

Петька сильней заработал локтями. Сейчас он прибежит домой. Отец даст ему хлеба, конфет. А потом они будут кататься на велосипеде или пойдут по рыбу. Отец вырежет Петьке дудку. Он поиграет на ней немного за себя и немного за Колю.

Петька успокоился. Он даже поднял с земли зеленое стеклышко. Стал рассматривать сквозь него хаты. А чего спешить? Отец ведь дома и никуда больше не уедет.

— Как дела, Петрович? — окликнул вдруг Петьку дядя Шура.

— Хорошо, — ответил Петька и остановился.

Дядя Шура сапожник. Он все время сидит на крыльце и шьет сапоги. Все у дяди Шуры интересное: и молоток, и нож, и деревянные гвоздики. Да и сам он интересный. Всего чуть-чуть выше Петьки, потому что у него нет обеих ног.

Петька часто приходит к дяде Шуре. Он дает ему подержать дратву или молоток.

Дядя Шура все знает. И почему самолеты летают, и почему у танка нет колес, и даже почему у пушки дуло длинное, а у автомата коротенькое.

— Петрович, — говорит дядя Шура, — хочешь пилотку?

— Хочу, — отвечает Петька. — А вам не жалко?

— Не жалко. Вот только звездочки нет.

— Ничего, — успокаивает его Петька. — Сегодня приедет отец и привезет звездочек каких хочешь.

— Откуда ты знаешь? — спрашивает дядя Шура.

— Как откуда? — удивляется Петька. — Маруся сказала.

— А я и не знал. — Дядя Шура забивает в сапог гвоздики, курит, наконец снимает с головы пилотку и отдает Петьке: — Не потеряй, Петрович.

— Нет, — отвечает Петька и бежит домой.

Но дома никого не оказалось. На двери висел замок. Петька стал заглядывать в окна. Ничего не видно. В стеклах отражается только небо да верба, которая растет на другой стороне улицы. Петька посмотрел в сарае, сбегал на огород — отца нигде не было. Тогда он сел на лавочку и стал думать.

Мимо хаты проехал на телеге бригадир. Петька поздоровался. Бригадир ответил. И тут Петьке пришло в голову, что от станции отец может приехать и на телеге. Петька сам ездил на телеге, запряженной старым волом Савостеем, подгонял его лозиной. Савостей слушался, шагал по дороге и ни разу не нагнулся, чтоб ухватить языком муражок.

Теперь Петька знал точно. Отец едет от станции на телеге, потому и задерживается. А может, он заехал к тете Анюте и расспрашивает у нее о Петьке. Домой отец приедет вечером, когда вернутся с работы Маруся и дед Иван. Хитрый у Петьки отец. Только они сядут ужинать, а он в хату:

— Здравствуйте!

Что тут начнется! Придет тетя Анюта, Колина мать, приедет на тележке дядя Шура. Дед Иван достанет гармошку, которая лежит у них в сундуке. Маруся тоже развеселится. А Петька расскажет отцу, как он ждал его все это время и как строил аэродром.

Но отца не было и у тети Анюты. Она шила на швейной машинке и даже не заметила, как Петька вошел в хату. Он не стал ей ничего говорить, а только посмотрел, как она крутит рукой маленькое колесо, и выбежал из хаты. Плакать Петьке не хотелось. Ведь он знал, что отец все равно сегодня приедет. Может, у него просто сломалась по дороге телега. Сейчас Петька пойдет и встретит его.

Куда надо идти, Петька не знал. Но он не растерялся, пошел прямо по улице. Со всеми здоровался, глядел в стеклышко. Вскоре хаты кончились, началось поле. Петька увидел вдалеке дорогу. Осторожно ступая босыми ногами по стерне, он добрался до нее. В последний раз оглянулся на село и пошел дальше.

Уже начало темнеть. Кусались комары. Здоровенный жук-бомбовоз ударился Петьке в лоб и упал на землю. Где-то далеко на станции закричал паровоз:

— Ту-у-у…

Петька зашагал веселей. Чтоб не было страшно, он перестал оглядываться по сторонам. Смотрел на дорогу и все шагал и шагал.

Старый, служивший займищанцам с незапамятных времен колодец неожиданно начал пересыхать. Еще недавно вода в нем считалась лучшей в округе, ее приходили брать на чай из соседнего хутора, из лесничества и даже из железнодорожного разъезда. Все деревенские девчата мыли этой водой волосы, и они становились от нее атласно-мягкими, рассыпчатыми и невесомыми. В прежние времена, когда в Займище еще была церковь, на крещенье святили воду только возле этого колодца. Черпали ее тогда, считай, целый день, а все равно вычерпать до дна так и не могли…

Лишь однажды, лет пятьдесят тому назад, вода в колодце немного помутнела. Но тогда, говорят, лето было слишком дождливым, и даже в речке Снови вода из прозрачно-голубой превратилась в какую-то серую, песчаную. Мужики колодец почистили — и, бог миловал, ничего с ним больше не случилось.

Все двадцать дворов, бравшие в колодце воду, законно гордились им и, помня о том давнем случае, старались всегда содержать в чистоте и порядке: вовремя чистили, ремонтировали сруб, меняли на журавле ведро.

И вот на тебе, не уберегли.

Воскресным днем, отложив все дела, мужики собрались чистить колодец. Вначале вытаскали остатки воды, вычерпали ил, потом связали несколько лестниц, и Иван Смоляк, обувшись, в высокие охотничьи сапоги, с лопатою и топором в руках полез в глубь колодца. Возился он там часа полтора, подчищал дно, обирал со сруба позеленевший мох, наконец прокричал мужикам, что ничего страшного не случилось, просто немного подгнил мостик и его надо бы заменить. Мужики наверху посовещались и решили, что вместо деревянного мостика лучше всего будет устлать колодезное дно гравием. Вода от этого станет еще чище и светлей.

Тут же на железнодорожный разъезд были посланы на велосипедах мальчишки. Вернулись они минут через двадцать с полными корзинами отборного колотого гравия. Иван Смоляк ровным слоем выложил им дно колодца, подождал, пока вода пробьется сквозь камни, и радостный полез наверх.

Мужики потихоньку начали расходиться, велев женщинам пока что воды в колодце не брать, чтоб она успела как следует отстояться. Но сами же они первыми и нарушили этот запрет, вернулись назад к колодцу, не выдержали и зачерпнули полведра воды на пробу, Была она такой же светлой, незамутненной, как и прежде. Мужики отпили по глотку-второму, покурили, сидя на траве возле колодца, потом отпили еще по глотку и пошли по домам успокоенные и довольные своей работой. Всем, кто интересовался водою, они отвечали с достоинством и даже немного с улыбкой:

— А что с нею случится?! Святая вода!

Но утром, когда женщины пришли к колодцу, воды в нем не оказалось. Камни затянулись опять неизвестно откуда взявшимся илом, позеленели, на срубе, только вчера очищенном, то там то здесь появились кустики мха. Мужики, собравшиеся было на покос, спрятали косы и снова кинулись чистить колодец. Провозились они с ним почти до самого вечера: меняли камни на березовый мостик, пробовали даже подкопать на метр-полтора и осадить сруб. Но ничего не помогло: вода как ушла ночью, так больше и не появлялась.