Аркадий Чернышевич - Затор на двадцатом

В короткие весенние ночи, когда она ложилась отдыхать в своей одинокой хате, ей всегда чудился Антось и его взгляд. Ей становилось страшно, и она долго не могла заснуть. «Что со мной происходит?» — думала она и не находила ответа.

Однажды в полдень, уже во время жатвы, Анеля вернулась с поля вместе с Феликсовой Франусей. День был солнечный и жаркий. Анеля торопилась. Надо было сходить в поле, где паслось колхозное стадо, подоить корову. Когда они подошли к Феликсову двору, Франуся спросила:

— Зайдем ко мне?

— Зайду. Вот только схожу корову подою.

— Вместе и сходим. Возьми у меня ведро, а когда пообедаешь, ко мне зайди, на поле вместе пойдем.

Они взяли ведра и зашагали по полевой тропинке.

— Смотрю я на тебя, Анеля, и думаю, — сказала Франуся. — Надо тебе мужа искать.

— Ты с ума сошла, Франуся! — растерянно ответила Анеля и удивленно взглянула на соседку.

— Нет, Анеля, не сошла. Это ты…

— Что я! — перебила Анеля. — Никому не нужна я такая…

Франуся усмехнулась:

— Какая же ты «такая»? Глупенькая!.. Ты не обижайся на меня, Анеля… Была ошибка, ну и что? Все знают, как ты жила все эти годы. Дай бог каждому такую жену. Видели мы твою жизнь. На наших глазах она проходила. Ты погляди на себя в зеркало. За этот год с тебя десять лет как рукой сняло. Помолодела ты, Анеля.

— Не хочу я слушать ерунду… Лучше ты помолчи, Франуся, лучше помолчи… не то обижусь.

— Обижаться на меня не за что. Я тебе правду сказала.

— Не буду я слушать такой правды.

— Как хочешь…

Всю дорогу они шли молча. Анеля вернулась домой взволнованная и растревоженная. Она не могла понять, что заставило Франусю сказать ей то, о чем она не только не хочет думать, но и чего боится.

Анеля зашла на огород подвязать помидорные кусты и прополоть огуречные грядки, а разговор с Франусей все звучал в ее ушах. Она даже вздрогнула, услышав, что ее кто-то окликнул.

Возле забора стоял Антось. Он был без шапки. Мокрые волосы спутались на его голове, ворот рубашки был расстегнут.

— Принеси мне, Анеля, воды. Умираю от жажды.

— Воды! Ты же весь мокрый… Я тебе лучше молока принесу, Антось.

Когда Анеля вернулась, Антось уже причесал волосы, вытер пот и застегнулся.

— Очень хорошо… Спасибо, Анеля, — сказал он, отдавая кружку. — В огороде твоем уже зрелые помидоры. И цветов у тебя много… А у нас в огородах черт знает что творится. Вчера там был… Сорняков до черта, овощей мало. А мы таких огородниц в косу и серп запрягаем… Вот что, Анеля: сегодня же отправляйся на огород, утвердим тебя звеньевой.

— У меня полоса не дожата… Может, завтра, Антось?

Он подумал.

— Ладно. А завтра утром обязательно. Ну прощай.

— Подожди, Антось! Занеси Андрюше помидоров и огурцов.

— Я не домой, Анеля. Мне некогда… И так задержался.

Он, не оглядываясь, быстро зашагал со двора, а она недоуменно смотрела ему вслед.

Вечером Анеля снова шла с Франусей, но в этот раз они почти не разговаривали. Франуся торопилась домой, где ее ожидали дети и мелкие домашние заботы, а Анеля думала. Ей вспоминалась беседа с Франусей, а главное — тревожила новая работа на колхозном огороде. Собственно говоря, работы она не боялась, она умела работать, но не знала, сможет ли руководить звеном, и пока что не верила в это.

Когда они переходили шоссе невдалеке от здания сельсовета, Франуся взглянула в ту сторону и сказала:

— Смотри, сколько конных…

— Кто-то приехал, — безразлично ответила Анеля.

— Наверно, милиция, — добавила Франуся, и больше за всю дорогу они не обменялись ни одним словом.

От Феликсовой хаты Анеле надо было пересечь небольшой лесок. Когда она дошла почти до самого своего гумна, кто-то сзади схватил ее за плечи. Она не успела крикнуть, как рот ее был зажат сильной рукой.

— Не узнала, Анеля?

У нее подкосились ноги, и она чуть не упала. Она хорошо помнила этот голос. Перед нею стоял Ясь Кандыба.

— Не будешь кричать? — шепотом спросил он.

Анеля утвердительно кивнула головой, и он отвел от ее рта свою руку. Она полными ужаса глазами смотрела на этого высокого и сильного человека, который когда-то был близким и дорогим ее сердцу. Как он изменился с той поры! Худой и постаревший, оборванный, грязный, каким ненавистным и страшным он был теперь!

— Это ты, Ясь? — невольно вырвалось у нее.

— Не узнала? — спросил он, оглядывая ее с головы до ног.

— Узнала…

— Испугалась?

— Разве я тебя не знаю, Яська…

— Молодчина, Анеля… — Он оглянулся по сторонам. — Зайдем глубже в лес.

Ей стало страшно. Она с тревогой взглянула на Яся.

— Не бойся, Анеля… Мы только поговорим. Быстрей…

Они зашли в чащу, где густо рос и сплетался молодой ельник.

— Ну вот, посидим… У тебя есть время?

Он положил автомат возле себя.

У Анели так билось сердце, что она едва нашла силы ответить: «Есть».

— Расскажи, как ты живешь, Анелька… с того времени…

— Живу, Ясь… Еще не умерла.

— Я знаю, Анеля. Это я так спросил. Я все знаю. И кто на моем хуторе живет, и кто у моего отца жизнь отнял… И кто колхоз организовал. И про твою жизнь, Анеля, знаю все… Молодчина… Скажи правду, Анеля, ты еще не забыла меня?!

— Нет, не забыла, Ясь…

— Я это знал… Потому и ожидал тебя здесь. На тебя я надеялся, больше мне тут не к кому зайти. Я давно тебя ждал и посматривал на твою хату… Я знал, что встречу тебя здесь… — Он передохнул и облизал пересохшие губы. — Гонялись за нами, сволочи… И тот Антось Калюга… Меня спасла картошка… в борозде лежал, а потом полз, пока сюда добрался…

Только теперь Анеля поняла, почему Антось был так взволнован, когда заходил к ней, и зачем приехали всадники к сельсовету. И по мере того, как она начинала понимать, что Ясь Кандыба — бандит, ей становилось легче и страх покидал ее сердце… «Как его задержать? — думала она. — А что, если завести его в хату? Но смогу ли я тогда выйти? Он вооруженный…»

— Ты не один, Ясь?

Он подозрительно посмотрел ей в глаза:

— Сколько нас, тебе не надо знать… Я здесь один.

— Ты голодный, Яська?

— Это не главное. У тебя, вероятно, есть кое-какая одежда… Может, после отца бравэрка [4] Бравэрка — армяк, зипун. старая осталась, может, штаны найдутся… пусть даже порванные.

— Есть, Ясь… Не новые, но есть.

— Хорошо, Анеля… И голоден я как собака. Ты принесешь сюда.

У Анели стало проясняться в голове.

— Я принесу, Ясь… когда стемнеет.

— Почему? — блеснув глазами, спросил он.

— Опасно, Яська. Разве я про себя думаю!

— А ты… ты не продашь меня? — он схватил ее за плечи.

— Вот какой ты, Ясь… Мне же надо корову подоить, тебе молока принести. Теперь еще светло, а Калюга известно где живет, — а что, если увидит? Тогда и я погибла…