Матвей Осодоев - Зов

Внезапно донесся скрип снега под чьими-то быстрыми шагами, резкая тень возникла на дороге… Дедушка Балта дрожащими пальцами взвел курок, вгляделся… и обрадованно рассмеялся. Это же Ардан на своем Серко — из Улея возвращается! И хруст снега — он под лошадиными копытами…

Пошел навстречу.

— С ружьем? — удивился Ардан.

— Зверье развелось, — ответил дедушка Балта, запалив наконец-то трубку, с наслаждением затягиваясь дымом. — А когда звери — без ружья худо… Хоть дробь в патронах мелкая, однако все же дробь, а не горох…

Старик был настроен поговорить.

Он проводил Ардана на конный двор, и пока тот расседлывал коня, рассуждал:

— Хищники разные бывают. Большие — те целые страны глотают, не насытятся никак. Маленькие же за горстку зерна человека прикончить готовы… Как же, подумай, без оружия? Не будь у нас железных танков да резвых коней, Гитлер давно б сюда, в Шаазгайту, пришел! А мы его танками давим, на конях по любой дороге догоняем — вот он и застрял, мечется. Хвост отрублен — как бы голову спасти! Однако не спасет…

— Ты, дедушка, это ржавое ружье тоже против фашистов приготовил? — засмеялся Ардан.

— Проржавело, — согласился дедушка Балта. — Как хочешь чисть — уже не заблестит. А стреляет! — И добавил: — Фашист иль не фашист — на лбу особого знака нет. А через прицел ружья лучше увидишь… По гражданской войне, парень, знаю это.

— Рассказали б!

— А кто за тебя утром табун погонит? Иди-ка спать…

Дедушке Балте самому не хотелось отпускать от себя мальчика, да ведь у того на ходу глаза слипаются, а вставать рано…

И когда Ардан, пригревшись в постели, уже смотрел сны, дедушка Балта все ходил-ходил по Шаазгайте и вокруг нее, до самого рассвета, так и не обнаружив ничего подозрительного.

В хомутарке — тесной бревенчатой пристройке к конному двору — было тепло. Топилась плита, на ней, булькая, закипал чайник… Конюх Намсарай, присев на чурбачок, чинил упряжь. Каждый божий день приходится латать, утягивать, прошивать износившуюся сбрую. Новую сейчас не купишь; если где и делают ее — тут же прямиком отсылают на фронт, там много надо… Конечно, была бы кожа — он сам бы изготовил. На складе есть шкуры, но кто возьмется выделывать их? Тут нужны умение, сноровка и сила в руках. В прошлом году поручили двум женщинам — так они лишь испортили материал: кожа получилась твердой, как доска, а при натяжении лопалась. Разве вырежешь из нее надежные гужи, шлеи и все прочее!

Намсарай вдруг насторожился — кто-то галопом мчался сюда, к конюшне. Гулко отдавался перестук подков… Не Яабагшан ли? Да нет — он в вечерний час или дома, или в конторе сидит. Понадобится что ему — кого-нибудь за себя пришлет…

Седок — было слышно — спешился, привязал коня к столбу, шагнул на скрипучее крыльцо, нашарил ручку двери…

— Ардан?! Ты чего, парень!

Намсарай обрадовался мальчику, тут же смекнув, что привез тот какую-то новость… Хорошую? Худую? Только вчера ведь был он в Улее, в школу приезжал, а сегодня нужда снова заставила появиться здесь… Может, нет нужды — радость? Однако лицо у Ардана озабоченное…

— Присаживайся, грейся… чай будем пить. Свежий заварил.

Не торопил Намсарай — пусть мальчик отдышится, успокоится, в себя придет…

Зеленый чай — из довоенной плитки — был густым, ароматным. Сколько ни пей — мало.

Когда же Ардан коротко рассказал, что произошло — о внезапном появлении в шаагзайтском табуне Яабагшана с незнакомцами, Намсарай с горечью воскликнул:

— Месяца ведь председателем не проработал!..

Переспросил:

— Трех, говоришь?

— Да. И ведь как жалко этих кобылиц — жеребые они! По жеребенку б принесли… А жеребые не от кого-то — от нашего Пегого!

— Ох-ох!.. Получается — целых шесть голов сразу! Надо ж было додуматься… На мясо иль хоть для упряжки продавал их — не знаешь?

— Как не знаю! Они хотели забить на месте, прямо в лощинке, близ кустов… Однако Яабагшан не разрешил — шепнул им что-то, они закивали головами, повели кобылиц с собой…

— А почему он именно кобылиц продавал?

— Яабагшан — своими ушами я слышал — разрешил им: «Выбирайте любых!» Вот они и словили арканом самых жирных. Эти кобылицы шесть лет ходили в табуне, не запрягались ни разу…

Намсарай головой качал. Темные тени, казалось, еще гуще легли на его морщинистое лицо.

— Откуда ж эти люди были?

— На двух кошевках приехали. Кони сильные, сбруя наборная, в медных бляшках. Сами в тулупах. Яабагшана по отчеству звали. Водки потом с ним выпили…

— Магарыч, значит… ясно. — Намсарай вздохнул. — Не простые, видать, люди были…

— Показалось мне…

— Что?

— Ошибаюсь, может. Оброс он очень, с бородой теперь да воротом тулупа прикрывался…

— Кто же… ну?!

— Показалось, что один из них был Башли, тот самый, что известный наездник… которого я тогда на Пегом обошел! Помните?

— Ага-а… Наверно, так оно и есть, — задумчиво проговорил Намсарай. — Доходили слухи, что Башли занимается скупкой-перекупкой мяса… спекулирует, одним словом!.. Ну и скотина этот Яабагшан! Тоже руки решил погреть…

Старый конюх в сердцах дернул себя за редкую бороденку, посоветовал:

— Пуще глаза береги, Ардан, письменное распоряжение председателя. Потеряешь эту бумажку — он тебя еще обвинит в пропаже кобылиц.

И утешил, похвалив тут же:

— Не оставим мы этого… Молодец, что приехал ко мне. А как отец — прислал письмо?

— Нет еще…

— Жди — обязательно пришлет.

Проводив Ардана, Намсарай снова принялся за починку ветхой упряжи, но покоя на душе не было. Сердито шептал что-то под нос себе, грозил неведомо кому перемазанным варом пальцем… В конюшне — доносилось оттуда — грыз и расшатывал перегородку застоявшийся вороной жеребец. Слабо гудел за стеной ветер. В Улее жители укладывались на покой…

А утром, чуть только развиднелось, Намсарай решительным шагом направился к дому председателя.

Ворота были закрыты на засов. Пришлось, подтянувшись на руках, перелезть через забор. Зацепился за ржавый гвоздь, вырвал из полы овчинный клок… Это еще больше раздосадовало. «Хоть бы костлявого мерина продал, — говорил себе Намсарай, — а то ведь обгулянных кобылиц!..»

В дверь стучал долго — пока не раздался за ней заспанный голос Хорло, жены Яабагшана:

— Кто еще?

— Я, Намсарай… по делу!

— В такую рань? — лениво, борясь с зевотой, спросила Хорло. — С ума сойти… очумели совсем.

— По делу, слышишь!

И опять громыхнул дверью.

Хорло обозлилась, голос стал раздраженно-визгливым:

— Муж поздно пришел… отдохнуть дайте! Замаялся с вами с такими… Хоть понимали б! Если дело — в кабинет к нему иди, в контору, а не в дом прись…

— Зачем кабинет, зачем контора? — на унимался Намсарай: — Срочное дело… не терпит. Не срочное — подождал бы.