Борис Романов - «Пане-лоцмане» и другие рассказы

Появился с улицы Алешка, и Сергею налили, как полагается, штрафную, и он с извинением выпил половину и почал немудрящую закуску, чтобы перестали обращать на него внимание.

За столом сидели незнакомые Сергею пары и человека четыре матросов и мотористов с их парохода. Они не знали, как быть при нем, и Сергей старался есть и шутить в тон разговору, и вечеринка потихоньку двинулась дальше, и никто не замечал кряхтения ребенка в углу, в деревянной качке.

— Леша, с днем рождения тебя! Подарки я Наде отдал, а пацану, извини, ничего путного не взял, вот шоколадка, ешьте с мамой. Кстати, пацан у вас что-то беспокоится.

Надя поднялась с табуретки, побежала в угол, заохала, стала перепеленывать ребенка, качать, потом, отвернувшись, дала грудь.

Алешка раскраснелся, ерошил чубчик, довольно похлопывал себя по груди, снял пиджак, расстегнул бобочку, начал переставлять графины с яблочным морсом, облил водкой тушеную картошку, опять застеснялся и предложил пойти покурить.

— Подожди, Алеша, я через десять-пятнадцать минут совсем уходить буду. Нет, не упрашивай. Катер ждет, капитана, сам знаешь, подменить надо. Так что налей всем по граммульке, выпьем, закусим, и я побегу в порт. Времени в обрез.

И они еще выпили и поели тушеной картошки под спиртовым соусом. К столу подсела Надя с толстогубым, удивительно похожим на Алешку мальчишкой, и Сергей сказал об этом Алешке.

— А как же? Все правильно, — ответил тот.

— Мордочка у него рязанская, а глазки — татарские, где же он похож не будет? Вылитый папка, — засмеялась Надя. — И зубастый такой же. Вот, пощупайте.

И Сергей, протерев платком, сунул парню согнутый мизинец, и тот попилил ему палец сомкнутыми деснами, и удивительно было, откуда у семимесячного младенца такая сила. Под тонким теплым ребром десен угадывались твердые остренькие бугорки.

— Силен малыш, — одобрил Сергей, и гости вокруг обрадовались, и тогда Сергей отодвинул табуретку, попрощался со всеми за руку, пожелал веселых именин и, прихватив плащ, спустился вниз, в коридор. Алешка надел макинтош и пошел его провожать.

— Ну что, Алеша, вот теперь у вас и пойдет настоящее веселье? — спросил Сергей, когда они ощупью выбрались из коридора и остановились в темном проулке.

Алешка закурил папиросу, посмотрел, как гаснет на лету спичка, потоптался, хрустя инеем, на траве.

— По правде сказать, так и есть, Александрыч. Все-таки вы не нашего поля ягода. Если б вы хоть росли помедленнее, а то что ни год — то новая должность… Я не завидую, у каждого по-своему жизнь крутится, Александрыч, извини.

— Оставь ты эти условности, Алексей.

— Чего там! Все равно мы такими корешами не будем, как раньше, чтобы одна тельняшка на двоих. Чего же тыкать? Пошли, я провожу, тут ноги запросто поломать можно.

Они двинулись с косогора, вдоль канавы, вниз, впереди Алешка в длинном макинтоше и кепке, позади — Сергей в фуражке и китайском плаще. Наступило октябрьское новолуние, темнело рано, и Сергей несколько раз поскользнулся и вляпался в грязь подо льдом. Легче было идти только в полосах света, лежащих против окон. Алешка вел знакомой хоженой тропкой, и они только один раз перебрались через парной от теплых стоков ручей по старой двери, переброшенной с берега на берег. Молчали до самой автобусной остановки.

Алешка поднял лицо к фонарю над указателем. Глаза у него были светлые, такие же, как у Нади.

— Эх, единственный фонарь на всю округу! Скорее бы хату получить, полтора года по частным маюсь. Холостым был — не знал, что это за морока.

— Тебе квартиру — ты еще одного кузнечика заведешь, Алеша.

— Обязательно. А как же? Девочку. Вот потом — завяжу. И за меня, и за Надю смена останется.

— Живешь уверенно.

— Сказали тоже… Вот освоимся — подучусь немного. А может, не буду. Боцман-то из меня получится? Ну и хватит мне боцманских заработков. Детей — тех доведу. В случае чего, и за себя заставлю, коли мне не удалось, а как же!

— Водки не пей много.

— Сегодня можно, пятый день в году.

— По-моему, еще только четвертый, — засмеялся Сергей, — пятый — это седьмое ноября в твоем календаре.

— Ну так.

Они посторонились, потому что мимо проревели на выбоинах несколько тяжелых грузовиков. Крылья грязи прошуршали по обочине, и красные огоньки вперебой помигали у поворота на Угольной.

— Укрыться некуда, наверняка забрызгало…

— Да, никак толком не замерзнет. В прошлом году покруче забирало. В это время снег сплошь был. А тут — ни то ни се.

— Ты на меня за прошлый год все-таки не обижайся, Леша.

— Зря, Александрыч. Все правильно было. Это я еще спасибо сказать должен. И давай не будем.

— Из-за чего, казалось бы, из-за капусты… Ладно, Алеша, спасибо тебе, иди к гостям.

— Подожду. Тут ведь пошаливают, раздеть могут. Вдвоем-то отмахнемся, если что…

— Сейчас еще не поздно. Да и не пьян я. Ну, давай пять, Леша, спасибо тебе за гостеприимство. Беги, беги до дому, не заставляй Надю волноваться. Я сейчас голосовать буду, не то на катер опоздаю, беги. Ну, пока!

Сергей уже давно выпил кофе, покурил, а шлюпка с людьми все не появлялась из-за причалов.

Пришел на мостик Витя Епифайнен, озабоченно пошмыгал носом.

— У меня на вахту с восьми некого ставить, Александрыч. Когда людей привезут?

— Двое должны на шлюпке со штурманом прибыть, остальные к десяти на катере, вместе с капитаном.

— Подходящую баню он тебе вчера устроил?

— Нормальную. Особую не за что. Так, легкая припарочка была, не со зла. «Учебники, — говорит, — привезли? А чего от вас попахивает?» Чуткий.

— Чего же ты не сказал, что был на именинах?

— Это еще зачем? Я за книжками ездил, а не на именины.

— Не забывается старая дружба?

— Не все сразу, Витя…

— Филонит у тебя матросик, что-то долго шлюпки нет.

— Боюсь, как бы не задуло. Ветер северный. А Исаев упрям, дай боже.

— Тот еще гусяра, — поддакнул Витя.

— Чего они там канителятся? Судно не на месте стоит, ни черта не видно, что за причалом делается… Витя, покури тут, я еще за кофейком сбегаю.

Сергей налил внизу кофе и опять поднялся с чашкой на мостик. Витя Епифайнен покуривал, сидя в капитанском походном кресле и толчками ног раскручиваясь в нем то на правый борт, то на левый.

— Помнишь, Александрыч, как ты прошлый год с капустой в Амдерме добирался? Я думал — все, утонули. А тут что? Тут залив.

— Раз на раз не приходится. Смотря как рулить… В Амдерме тоже так еще было…

Сергей закурил, согнал Витю с капитанского стула, сел сам. Витя пошмыгал носом и отошел в угол рубки.

…Да, всяко было. И они чуть не отправились в гости к русалкам на рейде Амдермы, в прошлом году. И надо же было третьему штурману химичить с продуктами! Они шли тогда из Арктики в Архангельск, но уже за Диксоном стало ясно, что харчи на исходе, а овощей вообще нет, кроме сушеной моркови. Вдоль берега, в разводьях, при южном ветре, они за двое суток добрались до Амдермы, и тут прорвался давно вызревший бунт. Председатель судового комитета деликатно осведомил капитана о недовольстве команды; капитан сам едва сдерживался за каждым обедом; а третий штурман уже дня четыре, от самого архипелага Норденшельда, являлся в кают-компанию к обеду, когда там уже никого не было, потому что это с его разрешения артельщик передал овощи на один из проходных танкеров в обмен на бочку свежесоленого гольца. Голец оказался неплохим, но бочка по приказанию капитана была закрыта и опечатана в шкиперской кладовой, до прокуратуры.