Владислав Смирнов-Денисов - Дурман-трава

Собирался он в путь недолго. Напившись чаю и плотно закусив медвежатиной с черными сухарями, он оставил шалаш, направившись в дорогу.

Мысль о Родьке торопила его, давала новые силы. По дороге он внимательно всматривался в склоны, кричал до хрипоты: «Родька! Родька!..» Три дня разносился над дремучей тайгой его голос.

На четвертый день, двадцать седьмого октября, в горах повалил густой мохнатый снег. Это был первый настоящий снегопад, который укрыл Саяны до весны. Он упрятал звериные тропы, нарядил кустарник и деревья, остановил ручьи, реки застелил белым салом, укутал болотные проталины и трясины.

А двадцать восьмого Терентий проснулся и обнаружил, что нет под боком ни рюкзака, ни ружья. Он осмотрелся. От елки, под навесом которой он коротал ночь, по снегу уходили к реке следы сапог. Терентий сунул руку под лапник, там был нож и завернутый в тряпицу золотой слиток. «Цел», — прошептал Терентий и, поднявшись на ноги, похрамывая, побрел по следам, уходящим к реке. На берегу он обнаружил выпотрошенный свой рюкзак и разбросанные по сторонам вещи, вокруг были натоптаны сапогами следы. «Словно пакостница росомаха поработала», — подумал он и стал собирать вещи, среди которых недоставало лишь части продуктов, все остальное, даже патроны, валялись здесь же.

У края обрыва он обнаружил листки из своей пикетажной маршрутной книжки. Глянул под обрыв в стремнину. «Унесла река остальные. Пакостник! Чего ему записки-то мои, поганцу?!» Поодаль кинут рудный мешок из-под сухарей, брошенное под куст жимолости ружье торчало из снега. Терентий осмотрел следы кирзачей, заметил на правом отпечатке след подрезанного каблука… «Сухарь… Неужели и здесь шакалу неймется? Что ж ему еще-то надо? Что шакалит, поганец? Слиток ему понадобился, мой слиток». Вспомнилась последняя встреча, и словно озноб по коже прошел.

«Что ему помешало выудить у меня этот слиток? — Терентий возвратился к навесу. Только сейчас обратил внимание, что и следы Сухаря тоже вернулись от реки. Подле навеса еще кое-что заметил: следы большой собаки и пятна крови на снегу. Разрыл снег, по убедился, что крови вытекло из раны немного. — Кто ж кого? — недоумевал Терентий. И вдруг он отчетливо представил себе недавнюю картину происходящего: Сухаря вот-вот готового убить его (следы показали, что крался тот к его изголовью), и громадного пса в последний миг кинувшегося на бандита и прокусившего тому запястье (откуда и кровь) — вон и нож остался лежать на брезенте, видно, не позволил зверюга забрать оружие, стерег. — Вот так псина! — восхитился Терентий. Во дьявол! А я-то все проспал».

Собрав разбросанные вещи, наскоро позавтракав, Терентий двинулся. Больше он не встречал ни следов Сухаря, ни его самого. И жалости к нему не испытывал, жалел лишь об одном, что вытряхнул Сухарь вместе со шмотками маршрутные записки, скороспешное полевое исследование, составленное за эти долгие месяцы.

Перед самым выходом Терентий осмотрелся и вдруг столкнулся глазами с большим черным псом, недвижно, казалось, мертво застывшим поодаль, словно не решавшимся подойти к нему ближе.

— Цыган! — обрадованно позвал Терентий. — Легок на помине. Я было подумал, за злодеем ты увязался, а ты — вот он.

Пес встал на ноги, понюхал воздух, тихо заскулил.

— Видать, будем живы, станем выходить из тайги вместе. Ну пошли давай. — Терентий потрепал прильнувшего к ногам пса, улыбнулся. — Не пропадем.

Двадцать девятого октября снова повалил снег. Идти стало невыносимо, ноги утопали и проваливались в сугробы и постоянно теперь были мокрыми. На стоянках пес скулил, обгрызая ледяные култышки на лапах…

Поздней осенью закончили мы полевые работы и ждали вертолета. Прибыл он с опозданием на девять суток. Вертолетчики пережидали непогоду. Нас доставили в небольшой таежный городок, в котором была наша подбаза. В тот же день мы стали паковать образцы, собранные за лето, заканчивали камеральные работы и радовались близкому возвращению домой.

Когда за нами прилетел вертолет, первым делом я спросил у пилотов, не слыхали ли они что-нибудь там, в городе, о двоих ленинградцах, вернувшихся из тайги. Те ничего не знали.

Думалось мне почему-то, что Терентий Лукьянов с приятелем просто не захотели прийти к нам, а пошли через поселок Серафима Саганова к железнодорожной станции, что давно уже поджидают они нас где-нибудь в Ленинграде. Однако перед самым отъездом я все-таки не выдержал и отправился в райисполком, чтобы сообщить о них и обзвонить поселки и лесопункты, где они могли проходить. Сидел я в приемной в ожидании начальства и вспоминал минувшее лето, тот день, когда Серафим Саганов, наш проводник, впервые нашел их следы.

Мы миновали широкую, раздольную, с хорошо проторенной тропой долину. За ней началось нагромождение больших красных скал, черных кедров и пихт, подсвеченных неярким в серой дымке солнцем. Горы парили от недавнего дождя. Тропа спряталась в тесно обнявшихся зарослях деревьев и стланика. Проводник то и дело смахивал с лица паутину и ворчал: «Плохая тайга, неверная, сырая, э чок», что на тофаларском языке означало — неразбериха, бедлам.

Вскоре тропа пропала совсем. До лагеря оставалось несколько часов хода. Утомленные дорогой, мы решили пораньше встать на бивак. Проводник пошел к реке поискать удобное место для стоянки. Вернулся он в каком-то мрачном настроении.

— Что случилось, Саганов? — спросили его.

Он нашел чьи-то следы, которые привели нас к брошенной стоянке, что была на скале под большими кедрами.

— Однако, мужчины, это бивак не тофов, — сказал проводник, обернувшись к нам. — Были они здесь на несколько дней раньше нас, их было трое. Люди наши не ставят так таган, да и свиную тушенку не каждый может есть, тушеное мясо как гнилое, лучше свежее или вяленое мясо кушать. И сухарь сладкий в бумажках не берут в тайгу, плохой сухарь, быстро крошится. — Он показал на огрызок ванильного сухаря. — Один человек хромает, левые вмятины глубже, у него что-то с ногой. Однако маленький человек с ними, похоже, женщина по следам…

Ночь прошла, как и все предыдущие, без происшествий. Назавтра добрались до лагеря.

С тех пор мы часто натыкались на следы этих людей. Беспокоила их близость. Мы не могли теперь оставлять базовый лагерь без присмотра, мало ли что можно было ожидать от них. Раз они новички в тайге, значит, плохо знают ее законы. Саганов, возвращаясь с охоты, рассказывал о них что-нибудь новое, так что, даже не видев их, знали о них все: и какого калибра ружья, удачна ли была охота и какого зверя они добыли. Знали, что у них кончился запас курева и сухарей. Судя по всему, эти люди знали и о соседстве отряда, но почему-то не хотели встречаться.