Илья Девин - Трава-мурава

Пивкин между тем продолжал:

— А посмотрите, что у нас получается! Взять конопель. Она еще в воде, в пешксах [8] Пешкс — устройство для мочки конопли в снопах. Снопы укладываются возом — вершок к вершку, затягиваются с помощью жердей снизу и сверху веревками. Пешкс пригнетается сверху камнями, пластинами дерна и погружается в воду полностью, а через определенное время всю связку освобождают от гнета, снопы вытаскивают на сушу и вдоль берега ставят в копны. (Примеч. авт.) лежит, мы уже на нее и гвозди покупаем, и кирпич, и родильные дома строим, а то забыли, что скоро речка замерзнет, конопель подо льдом останется, что тогда будем делать? А? Молчите? То-то и оно! — с торжественной назидательностью провозгласил Пивкин. — Вот о чем думать надо, вот где хлеб-то наш — в речке купается. Так что, товарищи колхозники и колхозницы, призываю по-людски закончить сельскохозяйственный год, все убрать, все спрятать под крышу в надежное место, чтобы совесть наша была чиста и спокойна, а потом и требовать не грех. А то ведь еще и необмолоченной ржи имеем на сегодняшний день кладь непочатую. И поэтому я считаю, что правление поступило правильно, если решило выдать аванец из расчета двести грамм… — Он замолчал, огляделся, словно искал несогласных, чтобы с ними разделаться на месте, и сел победителем.

И правда, речь Пивкина до того понравилась Сатину, что он не в силах был нарушить благоговейное молчание.

Но его нарушил Семка.

— Слушай Михаил Семенович, — сказал он, — тут наши старухи церковь пока ищут, так ты бы не согласился по совместительству?

Сатин встрепенулся.

— Кержаев! — грозно сказал он. — Замолчи, а то попрошу удалиться.

— А чего такое? — дурашливо изумился Семен. — Я только хотел…

— В самом деле, — сказал Лепендин, — помолчи немного, тут серьезный разговор, а ты дурака валяешь.

Но Семке уже попала, как говорится, шлея под хвост, он уж должен был выговориться.

— Да нет, я только хотел сказать, что товарищ Пивкин, как человек грамотный, подкованный, пойдет дальше нашего Аверяскина!..

— Выйди вон по-хорошему, не мешай заседанию! — крикнул Сатин.

— Пожалуйста, — спокойно сказал Семен и, подобрав упавшую на пол шапку, вышел в сени.

— А еще фронтовик, — укорил его вслед Сатин. И уже виновато объясняя Щетихину: — Вот завсегда так. И ведь хороший парень, руки золото, а вот как найдет на него блажь, хоть палкой бей его, он не отступит…

— Ну, это ничего, — великодушно простил Щетихин. — Давайте следующий вопрос.

А следующий вопрос был как раз вопрос о хищении колхозного зерна. Однако Сатин никак не мог решиться сказать слово «хищение» вслух, оно отчего-то показалось ему сейчас, когда дошло до дела, очень страшным и несправедливым, оно встало у него в горле как кость. И вот он мялся, крутил вокруг да около молотьбы и недобросовестного отношения к порученным обязанностям, но наконец нашел выход.

— Слово предоставляется товарищу Пастуховой Федосье Макаровне, — сказал он решительно и добавил, поощряя: — Давай, Иваниха, крой.

Иваниха поднялась, одернула на плоской груди кофту, строгим и безразличным взглядом окинула помещение и, сдвинув в ниточку брови, без лишних слов приступила к обличению колхозницы Аблязовой, как та воспользовалась доверенной работой на весах, а когда мешок порвался и зерно потекло, так Аблязова, вместо того чтобы броситься спасать колхозное добро, норовила подставлять под зерно широкие голенища своих сапог.

— Я так считаю, товарищи, что тут надо серьезно еще разобраться. Может, тут вредительство, злой умысел. Все факты сходятся на то, что тут все обдумано!..

Такого крутого поворота не ожидал никто. Даже Щетихин, и тот заволновался и делал знаки Сатину, чтобы тот осадил Иваниху, но изумленный и испуганный Сатин с открытым ртом глядел на Иваниху.

Долго не могла опомниться и сама Полина. Ей никто не говорил, зачем ее вызвали на правление, и разные худые предположения боролись с отчаянно-сладостными догадками: вдруг за хорошую работу сатину на платье!.. Что же касается лопнувшего у нее на весах мешка с зерном, так это случилось уже под угро, Пивкин, видимо, от усталости плохо завязал мешок, вот он и поехал. Правда, про сапоги Иваниха верно сказала: Полина не только не убрала голяшки из-под брызнувшей струи зерна, но, наоборот, подставляла их, чувствуя, как невыносимо туго делается ступне. И когда потом шла домой, то ноги были как в колодках, и казалось, что в каждом сапоге по пуду. Однако когда пришла и высыпала в сенях, то оказалось не больше как фунта два. Да, всего фунта два, не больше. И так ей стало смешно и горько тогда!..

И вот теперь Иваниха стыдит ее! Да ведь и сама Полина готова провалиться от позора сквозь землю, а она еще стыдит.

Полина боялась поднять глаза. Как сквозь вату в ушах доносились до ее сознания слова Иванихи о святом долге колхозников перед фронтом, о нерушимой заповеди по хлебопоставкам, о том, что все честные труженики, как один, бьются над выполнением государственных планов, но вот находятся среди них и такие, как Аблязова, как Нефедкин!..

— Не видала еще наша родимая Урань такого, не видала! — воскликнула вдруг Иваниха громко и гневно. — Вот ты, Михаил, к примеру взять, помнишь ли, как поступали у нас раньше с ворами? По селу водили, по всем улицам. Нагружали на них все обворованное и водили по улицам, чтобы люди видели. И если по-прежнему, так бы надо было и нам сделать: повесить на шею то, что стащили, да провести по Урани, как в старое-то время. На всю жизнь сраму. Вот так! И поделом! Но мы, видишь, теперь добрые, говорим да уговариваем: не надо, не надо, свое же тащим! Говорим, а толку ничуть. Дойдет дело до тюрьмы, тогда опомнимся, до поздно! Закон есть на это! Да как же тебе, Аблязова, не стыдно? Или тебе, Нефедкин? Отцы ваши в жизни замка не имели. Да у мордвы вообще не было замков, все засовами деревянными пользовались, а теперь — на тебе!.. Да лучше попросили бы, сказали бы, что нужда заела, помогите. Никто бы не отказался помочь. А то — тащить, в сапоги да в портки сыпать зерно! Срамота! Наши деды и отцы, бывало, проклинали своих детей за такое невиданное дело!..

— Невиданное — вскрикнула тут Полина и вскочила со страшно исказившимся лицом. — Невиданное, говоришь? А где раньше было видано, чтобы одна баба с пятерыми малыми ребятами на руках оставалась да со старухой немочной? Где, я тебя спрашиваю, доска ты бессердечная, видано было такое дело, чтобы дети посреди твоей прекрасной Урани недоедали? Отвечай, паразитка такая!.. — истерично вдруг взвизгнула Полина и рухнула на лавку со стоном и плачем. Тут сидевшая рядом растерянная Аня, плохо понимавшая смысл происходящего, подхватила Полину, а потом с подоспевшим Пивкиным они вывели ее в сени.