Василий Бочарников - Тропинка к дому

Грузовик вымыли, вычистили, подкрасили. Боцман Привалов с Лешей на целых полтора метра наставили бортовую обшиву, струганые доски тепло светились.

Все это случилось без Любаши. Нет, не проспала. Подзадержалась. Надумала перед дорогой побаловать Снегурку иван-чаем. Захочет, пусть тут съест, а нет — так в городе полакомится, ну, кто там принесет ей любимую траву! Бегала за огороды, сноп нарвала. Розовые метелки огнисты, еще не погасли, и метелки, и стебли, и листья обрызнуты росой.

Дедушка с Лешей на земле прибивали к доскам лесенку из неокоренных березовых половинок. «Трап», — догадалась Любаша. Постояла и напомнила о себе:

— А я Снегурке букет принесла.

Дедушка, он держал в губах гвозди, кивнул, Леша похвалил, велел положить на крышу кабины сноп иван-чая и вдруг рассердился:

— Голована немедля прогони!

Любаша оглянулась: невесть откуда взялся этот Голован. Ну, паршивый пес! Зовешь на речку, в лес — ломается, артачится, не зовешь — увяжется, смолой прилипнет к пяткам.

— Снегурка, иди сюда… Брыкни его, Снегурка! — зловеще прошептала Любаша, вытаращив глаза. — Брыкни-и!

Эх, и рванул же Голован! Даже дедушка с гвоздями в губах улыбнулся, а важничающий Леша захохотал.

Любаша положила сноп иван-чая на голубую крышу кабины, с ЗИЛовой подножки огляделась. На траве еще горела роса. Красивее всех сверкал лист лопуха. В желобок слилось несколько капель, образовав одну, величиной с вишню, луч солнца наткнулся на нее, закончил свое движение и изливал в крупную каплю огонь. Так она сверкала, глаз не отвести!.. Влажный ствол березы, отражая свет, нежно розовел.

Любаша сама пристроилась к бригаде: подносила березовые поперечины, подавала гвозди, клещи, ножовку.

Вот и готов их трап; откинули задний борт, один конец трапа подали на площадку грузовика, другой уперся в землю, и его закрепили колышками. Первой опробовала помост Любаша. Дробными лосиными копытцами прозвучали ее босоножки сверху вниз и обратно. Оглянулась, пожалела: киношников нет, а то бы засняли и трап и ее пробежку.

Дедушка поднимался грузно. В колодце кузова огляделся, что-то соображая.

— Давай-ка, Алексей, навтыкаем в борта веток, чтоб уютней Снегурке было. И корм погрузим.

Через полчаса старый ЗИЛ никто не смог бы признать: осиновые и березовые ветки выросли на бортах. Перед тобой не кузов грузовика, а вроде бы поляна в лесу.

Тут и наступил самый ответственный момент: к машине привели Снегурку. Не на веревке, позвали, сама пришла за дедушкой и Лешей. Ни одного лося на ферме на веревке никто никогда не водил. И не собирается. Да разве удержишь на привязи, если взбунтуется!

Со Снегурки сняли ошейник с колокольцем — не в лес, в город собрались. Лосиха втянула в дрожливые ноздри воздух, на откосе верхней губы шевельнулось белое, с пятачок, пятнышко. Любаша пальцем коснулась родимого пятнышка, зашептала втайне от деда и Леши: «Снегурка, я тебе завидую… Очень завидую. Ты едешь в город на съемки фильма. Возьми меня с собой, а?.. Ну, не сейчас — потом. Ладно?»

Леша крикнул шоферу, лежавшему под березой, поднялся по трапу, показывая лосихе дорогу, и тут же вернулся назад. За ним полез на грузовик дедушка, взял, в руку Любашин букет иван-чая, ласково позвал:

— Снегурка-а, ссюда-а, ссюда-а… Скоррей — скоррей!

Лосиха удивленно торчком поставила уши, желобками вперед, глядела на деда, не моргая, словно спрашивала: «Ты зовешь меня на эту гору? И там угостишь?»

— Трогай, Снегурка! Давай! — Леша тихонько подтолкнул лосиху под зад. — И я за тобой… Ну! Раз-два…

Лосиха сделала шаг вперед, стукнула копытом о доску, будто проверяла — надежна ли? — и уверенно, легко поднялась по трапу. Леша за нею. Щуплый совхозный шофер, кинув сигарету, подал трап в машину, вдвоем с Лешей они захлопнули задний борт. А дедушка в это время занимал Снегурку, угощал Любашиным иван-чаем.

Мотор загудел, дедушка вылез из машины, поднял руки:

— В добрый путь!

— Я приеду, Снегурка-а! — Любаша все махала, махала рукой, прка не скрылась машина.

Ветви прохватывало ветром, листва шумно билась.

— Спокойно, Снегурка, спокойно. Я с тобой. — Леша гладил лосиху.

Снегурка удивленно поглядывала: она стоит на месте, прижавшись головой к плечу хозяина (Леше), а дорога, дорога бежит, бежит ей навстречу. И лес сам набегает. И поля. Она немного струхнула, но хозяин успокоил, сам он нисколечко не испугался ни бегущей дороги, ни леса, ни полей…

Через час они приехали в город. Как ни высоко подняли борта, все же спину лосихи, горбатую и огромную, как полено, морду, шевелящиеся уши увидели горожане. Останавливались, провожали ЗИЛ удивленными глазами, изумлялись, ахали: «Лося везут!..», «Глядите, глядите, лось!»

Старый грузовик подкатил к белокаменным торговым рядам. И тут, как и полагается артистке, в которой заинтересованы, ее самолично встретил режиссер Куперин.

— Как доехали, сударыня? О, да вы прекрасно выглядите! Можем уже сегодня начинать съемки! — Режиссер потер руки. — Представьтесь, пожалуйста.

— Снегуркой звать, — отвечал за лосиху довольный Леша.

— Артистическое имя. Чудесно!

Машину загнали во двор старого купеческого особняка. Тут для Снегурки и ее хозяина Леши Савкина и приготовили отдельные «номера» в каменном прохладном сарае. Прямо — Снегурки дверь, слева — Леши.

По трапу вслед за хозяином неторопливо и важно сошла Снегурка, на земле шумно встряхнулась, отфыркнулась — как же, с дороги полагается отряхнуть пыль, привести себя в порядок, даже чихнуть разик-другой, огляделась: поленницы дров, старый серый забор, кустики сирени, посреди двора какой-то смешной деревянный мухомор, нога мухомора окружена скамейками, песочек в корыте прямо на земле. Ничего интересного. Вот людей много.

Вся киногруппа торжественно собралась во дворе и на довольно-таки почтительном расстоянии улыбчиво-восхищенно разглядывала прибывшую артистку, шепотом отмечали все козыри внешнего вида. Лишь один Куперин, гостеприимно-возбужденный, с широкими плавными жестами рук, завоевывая расположение артистки, угощал ее булкой и сахаром и при этом чуть касался своими длинными пальцами то щеки, то уха, расточая вслух похвалы:

— Вы очаровательны, Снегурка! Вы из голубой мечты!.. Друзья! Проявим же и мы к ней свою любовь! — сказав это, Куперин проворно пробежал по трапу на грузовик и бережно, чтоб не оборвался и листик, стал передавать ветки своим товарищам, а те носить в «номер» артистки.

Это сразу сдружило Снегурку с киногруппой.

Приключения лося, лося, попавшего в большой город, — вот что нужно было сейчас режиссеру Алексею Ниловичу Куперину. Не на крыльях прилетит к мальчику Сереже лось, а придет своими ногами, грустный, взволнованный, намаявшийся и одинокий. Это случится не сразу. И не просто. Сначала должны быть приключения. Какие? Этого ни Куперин, ни Леша Савкин, ни даже сама героиня фильма Снегурка не знали. Вот почему, перед тем как выпустить Снегурку с Лешей в город, загораясь, обратился к товарищам: