Василий Бочарников - Тропинка к дому

Глазами, всем тихим видом Куперин каялся перед Снегуркой и Лешей и держал слово.

Лосиху сняли на причале.

Она стояла одна, а теплоход, начиненный музыкой и голосами людей, взбурлил воду и поплыл вниз по течению, и музыка поплыла с ним, и голоса людей. Но не теплоход поразил Снегурку, а река, ее солнечный простор. Река текла широко и спокойно. В голубой дымке плавился окоем.

Было что-то большое, родственное и доброе и в облике реки и в облике лосихи, одиноко застывшей на дощатом причале.

Вот такая, грустно-нежная, как бы ищущая большую дружбу, и предстала она перед изумленным мальчиком Сережей. Он нашел ее. Она нашла его. И спасла. Он спасёт её.

И это свершится.

Когда на город ляжет вечер с синими тенями и вспыхнут огни, мальчик и лось выйдут за городскую заставу. Они постоят рядом перед разлукой, мальчик и лось. Потом лось пойдет в поле, туда, где голубеют леса. А мальчик будет стоять и глядеть, как размашисто и уверенно уходит лось.

И когда его спрячет взгорок, мальчик крикнет:

— Лось!.. Мы еще встретимся!

И эхо унесет голос мальчика в ту сторону, куда ушел лось.

Пропал лось. Пилотом звать. Единственный из лосей фермы, сумевший ростом догнать Малыша, хотя тот в три раза старше его. Поставь рядом — богатыри. Силищи у каждого! И красотой не обделены. В санках приучены ходить, под седлом.

Пропал, можно сказать, ученый лось.

Пилота пестовала Галина Николаевна. Из маток любимица у нее Вега, из лосей — Пилот-удалец. И вот теперь он считается в бегах.

В бегах — это когда лось отбивается от стада, отбивается понарошку: захотелось побродяжить-погулять, разузнать, какие лесные дебри кругом, болота да речки, ведь тянет же туда, где не был еще; или — нечаянно: в поисках свежих, сочных осиновых веток подался в сторонку, увлекся едой, а стадо ушло. Кинулся искать его — и заблудился… Повезет, коли скоро найдешь.

Нет лося на ферме и два, и три дня, и неделю — в бегах лось. Розыск объявляется, все в тревоге: Михеев и Зина, Привалов и Леша, Галина Николаевна и Любаша. Ищут, расспрашивают у жителей окрестных деревень, не видали ли, но слыхали ли? С колокольцем-воркуном лось. Копыта подрезаны — след приметный.

Велик лось, а только в неохватных просторах лесов может затеряться так же надежно, как иголка в стогу сена. Вбежал в ельницу — и пропал…

Что бы ни делала Галина Николаевна, а все Пилот перед глазами. То он представлялся ей махоньким: длинные ножки, круглое брюшко и детски доверчивые глаза; то рослым серым великаном со смелым разлетом рогов и темно-шерстистым ленточным простегом от холки до крестца. Не просто лось — лось-красавец.

Уже третий день ищет она Пилота по лесам и вырубкам: смело лазила даже в Болтуху, ходила по зыбким мхам, перевитым клюквенными шнурами, рубчатым резиновым сапогом давила краснобокие ягоды, — нет лося; от Новинок до Ивашкина обшарила Покшинские плесы — нет лося. И чего-чего только не передумала! Может, повстречался с дикой лосихой, увлекся, захмелел и надумал провожать ее; может, заблудился, перепутал ходы и махнул в северные леса, под Чухлому; может, и в живых его уже нет: подстерег злой охотник и свалил. Эх, Пилот, Пилот… Где ты ходишь-бродишь? Отзовись, коли жив, успокой чутко-тревожное женское сердце.

Рос он смышленым, веселым, озорным. Сразу доверился хозяйке, полюбил ее. Полюбил открыто и ревниво. Чуть кто из лосят подольше задержится возле Галины Николаевны — норовит отжать. Толкается, драку затевает.

— Ну, озорник! Так же нельзя, нечестно так. Я для всех лосят одинакова, — урезонивает она его.

Пилот смиренно слушает, да вдруг подскочит и в щеку — чмок. Выслуживается: на прогулку выскакивает первый. И все вертится около хозяйки.

А как подрос, моду взял: куда хозяйка, туда и он. Она отбивается, строжит, отговаривает, она старается незаметно уйти — ничего не помогает. Не проворонит. До самого дома провожает и ходит, ходит часовым, поглядывая на окна и на дверь.

Однажды дверь у Михеевых в доме оказалась открыта. Пилот удивился, но не растерялся: пожаловал в гости и без приглашения. Вошел в комнату, смирно огляделся, хозяйка на кухне, не стал ей мешать, тихо лег на домотканую дорожку и задремал.

Приглядывалась, примечала Галина Николаевна, как лосята ведут себя летом при утреннем солнышке и хмурой осенью. Точь-в-точь как детишки. Тепло, сухо, зелено — веселы, игривы. Но полетели с тревожным шелестом листья с деревьев, земля наполнилась тайными шорохами, зачастили навязчиво студеные дожди — притихли лосята, жмутся друг к дружке, не столько пасутся, сколько укрываются в хвойниках. И бойкий Пилот загрустил.

Мокро, грязно, серо. День за днем — осень. Но однажды крепко тиснул землю мороз, выпал снег, и день неожиданно высветлился. Пилот в первый раз видел снег. Неподдельное удивление стояло в глазах. Нюхал снег, губой прихватывал и все поджимал то одну, то другую ногу — студило или не решался мять чистый, ровный снежок. Потом обвыкся и давай печатать следы: туда побежит, сюда побежит, оглянется на свою работу. Ну, чем не шалунишка!

Не знал лосенок, какой бедой обернется вскоре для него снег. Уже морозы лютовали, уже ветры-снеговеи вскипали. Пасла Галина Николаевна молодняк. Отдельно от старых лосей. И вдруг затревожилась: что-то Пилот долго не подходит, на глаза не показывается. Или обидели?

— Пило-от! Эй, Пилот! Где ты?

Выждала, еще покричала. Нет Пилота. Беда. Бегает по лесу, тонет в снегах. Студеный ветер сминает тревожный голос. Охрипла. Канул в снежных вихрях ее любимец Пилот.

Вечерело. Еще была надежда: раньше вернулся в загон, заболел. Но и на ферме его не оказалось.

Темень, жуткая снежная круговерть, а она с фонарем, ломая сугробы, ходит, зовет, зовет.

Уже в полночь вернулась на ферму. Руки ломит, ноги как чужие, голова горячая. Настудилась. А сердце давит, жмет тревога: погиб лосенок. Самый лучший…

Всплакнула. Домой пошла. Вдруг видит: на журавкинском углу изгороди бугорок снежный. Ближе, ближе… Бугорок постанывает. «Пилотик! Пилот! Ты?!» — рванулась, упала на колени, голыми руками размела снег, сорвала ватник, прикрыла вздрагивающего лосенка, гладит шею, прижимает голову к груди.

«Нашелся, нашелся, дружок мой!» — шепчет горячо.

Кое-как привела малыша в лосятник. И всю ночь отогревала, растирала, теплой водой поила, хлебцем да картошкой кормила.

Спасла.

На первом же году Пилот всех своих сверстников обогнал. Такой внушительный лосище вымахал, даже Галина Николаевна дивилась. А Привалов, любуясь сохатым, мечтал вслух:

— Этого силача я с Малышом в сани запрягу. Видать, Николаевна, ты своего Пилота шоколадом подкармливала. Ай, чуден лось!