Василий Бочарников - Тропинка к дому

Соперники грозно рыкнули, угнули головы, выставив вперед рога, и с ходу устремились друг на друга.

Начался бой. Взлетала земля, с сухим резким треском сходились и расходились рога. Клочья шерсти летели на траву. Глаза у бойцов налились кровью. Кровь стекала струйкой с плеча молодого лося. Он заметно устал — это был для него первый бой в жизни. Старый лось, считавший красавицу лосиху своей, теснил противника к еловым зарослям, но неожиданно отпрянул в сторону, а молодой, не ожидавший такого приема, споткнулся. И тут же получил страшный удар в грудь. Земля качнулась под ногами. Молодой лось упал на колени, но сразу же, пересиливая боль в груди, вскочил и шарахнулся в ельницу.

Лось-победитель степенно подошел к подруге и коснулся губой ее шеи. Выпуклый черно-голубой его глаз, в котором еще минуту назад сверкали молнии, излучал нежность и как бы говорил: «Я полюбил тебя. Я искал тебя. Я нашел тебя».

Все Щетнихинское поле в лесной опояске, а южный, изволочный угол подкатывается к ключевой речке Покше.

Броско, бархатисто чернеет на поле поднятая зябь. Пока трактор прогонит новый загон, на свежую пашню ветерок набросает березовых листьев. Кажется, бабочки-лимонницы присели и пригрелись дремотно.

Припыленный оранжевый трактор ДТ-75, посверкивая на солнце серебряными, натертыми землей гусеницами, ходко водит за собой плуг и борону. Плуг нажимисто, неутомимо вспарывает землю, на сторону отваливая четыре грузных, крутых волны, а борона занозистыми зубьями тут же раздирает их.

Щетниху пашет Борька Сизов, плотный парень в замшевой замасленной куртке, черном берете (Борька прячет под беретом рано проползшую до самой маковки лысину) и легких хромовых сапогах, давно не чищенных.

Боковые стекла кабины утоплены, и Борька время от времени, приминая веками круглые, как пуговицы, блекло-синие глаза, остро поглядывает влево и вправо. Иногда при этом вздыхает и ворчит: «Дождусь, не я буду».

Второй год возит с собой Борька охотничий нож, топор, два мешка, клеенку и двустволку шестнадцатого калибра, а пузо опоясывает ремнем-патронташем с боеприпасами на любой выбор.

Случается, остановит трактор у Покшинского откоса, ружье в одну руку, ведерко для маскировки в другую и скатывается вниз — повыбил на плесах утиные выводки. Дизельный рокот глушит выстрелы, а потом — кто может заподозрить в браконьерстве работающего тракториста?

Или едет Борька, а на высоковольтных проводах сизым монистом лесные голуби; крадись пеши — ни за что не подпустят. А машине доверяют. Притормозит и прямо из кабины — бах, бах. И на зайца у него отработаны приемы, и на барсука.

Борька Сизов живет с матерью и молодой женой Томкой, буфетчицей из санатория. Хозяйственный мужик: пасека, две коровы, бычок, дюжина овец, еще — поросенок, гуси. Все есть в доме под железной крышей, а кажется — мало: хочется механизатору на своих «Жигулях» кататься по округе.

И охотничья мечта у него не пустячная — свалить лося, да не годовика, а чтоб матерого. Много их шатается тут, бренчат-дразнят колокольцами. Будто, если динькает железо на шее, от картечи заговорен. Шалишь!

Ах, лось! Заветная добыча. Борька и на лосиную ферму дважды наведывался, с боцманом Приваловым познакомился, как бы между прочим, справлялся, где пасет стадо да на сколько пудов потянет лесовик. Грузны. Молодой — десять пудов, а Малыш с Пилотом — те, как мамонты, все двадцать пять вытянут.

Борька с восхищением приглядывался к Малышу, жмурил левый глаз, правым целился в голову, в шею, в лопатку. Языком щелкал, как курком.

Трактор с лосиной хваткой: легко, уверенно прет по изволоку. Глаза-пуговицы шарят по полю.

— Я своего дождусь, — Борька плюет в окно, а ветер откидывает слюну прямо ему в лицо. — Вот зараза, — ругается он.

Пашет Сизов ровно, чисто, не только огреха — ореха не оставит за собой. Тут он строг. Нормальная работа — тебе уважение, доверие. И рубль звенит позвончей, повеселей. У нас хорошая работа замечается.

Он разжег костер, плотно пообедал у сосны. И на втором послеобеденном заходе неожиданно увидал лося. Крупный, с рыжиной по всему корпусу, он пересекал поле, не обращая внимания на трактор. «Вот оно… сам подвалил», — зыркнул глазами-пуговицами туда-сюда: пусто. Рубашка под кожанкой пропотела. Двинул рычаг, притормозил, привычно ловко выхватил ружье, в один миг зарядил картечью и, откидываясь спиной на дверку, до боли уперся прикладом в плечо.

Целился в голову. Он в горячке не слыхал выстрела.

Лось шагал, шагал и вдруг за что-то запнулся. На ровной пашне. И с ходу завалился на бок.

Борьку била дрожь от испуга и радости: «Как я его…» Ликуя, он не бросился сразу к лосю, гидравликой приподнял плуг, выпрыгнул из кабины, отцепил борону, кинулся в машину, развернулся задом и подъехал к лосю.

Рана кровоточила пониже уха. Глаз затек кровью. «Вот это шарахнул», — похвалил Борька сам себя, одним концом тросика связал передние лосиные ноги с налипшей на копытах землей, а петлю другого конца тросика накинул, на отвал.

Трактором отбуксировал добычу в лесок: прикрывая ветками и листьями, радостно подумал: «Останусь в поле на вторую смену».

Если бы кто-нибудь видел, что выделывал оранжевый трактор после этого, подумал бы: пьян тракторист. Трактор с плугом и бороной, оставив целину, снова пахал вспаханное поле. Это Борька закапывал место, где сразил лося, закрывал его следы до самого березового закрайка. Высунувшись из кабины, долго и строго проверял свою работу. Только тогда вернулся в борозду.

К вечеру на Щетниху вышел боцман Привалов. Борька остановил трактор и пошел ему навстречу.

— Военно-морскому флоту! — приветствовал он Привалова.

— Здравствуй. Пашем?

— Ага. Зябь, будущий урожай, как говорится, закладываю. Закурить не найдется? — блекло-сизые глаза-пуговицы глядят мутно, устало.

«Намаялся парень», — посочувствовал Привалов, протягивая папиросы.

— Ты тут лося не видел?

— Лося? Видел… Вон там выглянул из кустов, — показал Борька в дальний загон вспаханного поля, — да опять полез назад. Видно, трактора моего испужался.

— Не-не, Лютик не мог испугаться трактора. — Привалов облизал обветренные губы. — Наши лоси ни тракторов, ни автомашин, ни самолетов не боятся. Привыкли ко всей технике, конкретно сказать.

Борька отвернулся к трактору, чувствуя, как нервно задергались веки на глазах-пуговицах.

— Бывай, боцман, пахать надо, — чужим, сдавленным голосом выдохнул он и торопливо подался к трактору.

Полыхает багряным, оранжевым, опаловым. Осень… Свежо, запашисто. Над загоном, кувыркаясь, летят листья. Иной из листков, завершая полет, угадывает на круп лося. Михеев видел: лось, отмеченный желтой медалькой осени, на мгновение замирал, словно прислушивался к себе, а глаза изливали тревожный блеск.