Кирилл Столяров - Разные люди

— Как, ты ничего не знаешь? Хотя да, тебя же не было! Так слушай и мотай на ус.

Тананаев был никудышным рассказчиком, ежеминутно сбивался с мысли, без конца перемежал свои слова приступами смеха, подолгу облизывал губы и вообще говорил так, будто рот у него набит горячими макаронами, однако Таня все же уяснила суть. Оказалось, что Шкапин, желая улучшить условия труда кандидата наук Н. Т. Шурыгина, дважды ходил на прием к заместителю директора по общим вопросам и слезно вымолил у него распоряжение очистить кладовку под лестницей, где с незапамятных времен хранились канцтовары. Замдиректора любил творить добрые дела и сам пришел вселять в кабинет нового хозяина, шутливо приговаривая, что по такому случаю у порядочных людей исстари заведено ставить магарыч. То ли замок у кладовки был не совсем исправен, то ли замдиректора взял не тот ключ, но так или иначе дверь долго не отпиралась, и в коридоре как бы невзначай завертелись любопытные, от которых Лева и узнал всю подноготную. Когда же упрямая дверь наконец поддалась, то все несказанно удивились: их взорам открылся крошечный закуток с наклонным потолком и подслеповатым окошком, похожий на теплую уборную в пригородном доме среднего достатка; для тождества там не хватало только унитаза или его деревянного собрата. Шкапин как-то странно взглянул на замдиректора, тот молча пожевал губами, а лицо Шурыгина заиграло красными пятнами: «Я в эту конуру не сяду! — завопил он, размахивая указательным пальцем в непосредственной близости к носу замдиректора. — Я вам не пес!» Если бы ту же самую филиппику произнес кто-нибудь другой, то в лаборатории его сочли бы остроумнейшим человеком, но Шурыгину вместо популярности она принесла плакат с черными кобелями, который намертво приклеил к стене какой-то неизвестный.

Таня положила погасший окурок в пепельницу и вернулась в комнату. Шурыгин даже не взглянул в ее сторону, а Добкин подошел к ней и тихо сказал:

— Я уже затг’ебовал у снабженцев каг’точки для всех сотг’удников сектог’а. Дать их вам?

— Спасибо, Гриша.

Делать было нечего, и Таня принялась линовать карточки. Механическая работа отчасти успокоила ее, и меньше чем за час она подготовила добрую половину карточек. В обеденный перерыв она сходила в буфет, на обратном пути получила причитающиеся ей деньги, а затем начала собирать профсоюзные взносы.

Где-то около пяти часов зазвонил телефон; Шурыгин (аппарат перенесли к нему на стол) снял трубку и, по-прежнему не глядя на Таню, пробурчал в пространство:

— Спрашивают Корсакову.

Таня взяла трубку и, стараясь держаться как можно дальше от Шурыгина, сказала:

— Я слушаю.

— Танюша, как ты думаешь, кто с тобой говорит? — спросила женщина с суховатым, ломким голосом.

От неожиданности Таня едва не уронила трубку.

— Не узнаешь?

— Тина? Ты откуда?

— Из гостиницы «Пекин». Прилетела утренним рейсом. Послезавтра у меня сольный концерт в институте Гнесиных. Хочу пригласить тебя. Мы встретимся?

— Обязательно, а как же иначе! — обрадованно отозвалась Таня. — Сегодня? Моя Иринка у мамы, так что я ничем не связана.

— Приходи ко мне вечером, — предложила Тина.

— Нет, мы соберемся у меня. Как-никак Москва — это моя территория, здесь я хозяйка.

Таня назвала свой адрес и стала подробно объяснять, как лучше добраться с площади Маяковского до улицы Сталеваров, но Тина мягко остановила ее, заверив, что как-нибудь отыщет дорогу. Таня запоздало сообразила, что Тина воспользуется такси, и мысленно упрекнула себя за тупость.

После работы Таня забежала в гастроном, потратилась на шампанское и полдюжины пирожных, у выхода из метро «Измайловский парк» купила букетик фиолетовых астр, чтобы как-то украсить свое жилище, и едва успела навести в доме подобие порядка, как раздался звонок в дверь.

— Заходи! — радушно воскликнула Таня и тут же упавшим голосом укоризненно вымолвила: — Тина, ну зачем ты?

Тина принесла с собой подарочную коробку конфет и торт.

— У нас не принято приходить с пустыми руками. Раз уж ты подружилась с тбилисцами — принимай нас такими, Какие мы есть! — Тина быстро разделась, мельком посмотрела на себя в зеркало и шагнула в глубь квартиры. — Показывай, как живешь?

Пожухлая обивка чешского гарнитура из самых недорогих, старый телевизор «Рекорд» с непривычно маленьким экраном, голые стены, потертый коврик на полу детской комнаты, самодельные абажуры из вощеной бумаги — буквально все кричало о том, что здесь каждый рубль на строжайшем учете. Единственное, что по-настоящему привлекло ее внимание — это книги; их насчитывалось не так уж много, сотни полторы, от силы две, но Тину заинтересовало не число, а подбор.

— Бальзак, Достоевский, Голсуорси, Чехов, Шолохов, Хемингуэй, Куприн, — называла авторов Тина, неторопливо водя пальцем по корешкам, — Мопассан, Булгаков, Ремарк, Кронин, Стефан Цвейг, Грэм Грин, Трифонов. О, даже Гамсун! У нас совпадают вкусы.

— Это мои друзья, — со вздохом призналась Таня. — Самые верные.

Она не сводила глаз с гостьи, отдала невольную дань ее скромному и вместе с тем подчеркнуто изящному платью из светло-бежевой шерсти машинной вязки с воротом фасона «хомут», только-только вошедшим в моду, и с затаенной болью в душе отметила, что внешне Тина изменилась к худшему — синие полукружья в глазных впадинах потемнели и углубились, окаймлявшая их желтизна растеклась к вискам, а едва намечавшиеся морщинки проступили с безжалостной отчетливостью, точно отретушированные.

— Ты не жалуешься на здоровье? — как бы между прочим спросила Таня, когда они выпили по бокалу шампанского.

— Я плохо выгляжу? — Тина вскинула голову и пристально посмотрела на Таню. — Да?

— Нет, что ты! — невинно солгала Таня. — Но вид у тебя усталый. Как ты переносишь самолет?

— Знала бы ты, как я вымоталась за последний месяц, — огорченно поведала Тина. — Сольный концерт у вас, в столице, — это экзамен. Готовилась, старалась, работала без отдыха, а перед самым отъездом Тенгиз вдруг надумал созвать университетских товарищей. И все — насмарку.

— Как же так?

— Не спрашивай! Два дня и две ночи не вылезала из кухни, чтобы накрыть стол так, как любят наши мужчины. После ухода гостей мыла посуду до четырех утра, а за час до вылета еле-еле успела упаковать чемодан. Хорошо хоть, что не поранила пальцы. Как вспомню о концерте, так принимаюсь клацать зубами от страха!

— Не волнуйся, — подбодрила ее Таня. — Вот увидишь, концерт пройдет на «ура». Выпьем за твой успех!

Тина суеверно постучала по дереву, пригубила бокал и перевела разговор на другую тему. Какое-то время они болтали о всякой всячине, а потом Тина спросила:

— Гурам часто звонит тебе?