Кирилл Столяров - Разные люди

— Очень нужно! — выпалила Валерия. — Она уже одной ногой в гробу, осталась самая малость! Если хочешь знать, твоя ненаглядная мамаша еще до осени финиширует, вот увидишь!

— Лера! — Анатолий повысил голос. — Как тебе не совестно! Это переходит всякие границы!

— Ладно, хватит меня воспитывать, лучше бы сыном занялся! — грубо отбрила Валерия. — Ребенок опять двойку по русскому заимел, а ты все не выберешь время, чтобы его поднатаскать в письме. Боже мой, уже без четверти девять! Я наверняка опоздаю, и наша грымза Беркутова снова развопится! Толик, это такая зараза…

Валерия и Анатолий быстро встали из-за стола и вышли на кухню. Вскоре послышался гулкий стук входной двери, и Валентина Даниловна осталась одна в квартире. А за окном по-прежнему хозяйничала непогода.

«Значит, по расчетам Валерии, я финиширую еще до осени. Финиширую. Слово-то какое выбрала: финиширую…» — про себя повторяла Валентина Даниловна, мелко вздрагивая и поминутно вытирая слезы уголком пододеяльника.

Горькие думы неотступно преследовали ее. Смерть. Какой она будет? Страшной и мучительной, как у соседки Берты Соломоновны из квартиры напротив, или легкой, как у Шурочкиного мужа, Игоря Святославовича? Суждено ли ей испытать жгучую смертную тоску или все кончится просто и незаметно? В глазах вдруг померкнет свет. Как это будет? Успеет ли она осознать приближение смерти? А потом ее обмоют, оденут в чистое и положат в гроб. Кто будет обмывать? Неужели Валерия? Нет, только не это! Валентина Даниловна поежилась от озноба, представив себе, как наманикюренные пальцы невестки брезгливо прикасаются к ее холодному старческому телу…

Ближе к середине дня ветер разогнал тучи, выглянуло солнышко, и на душе у Валентины Даниловны чуточку полегчало.

«Ну умру, что же в этом необычного? Все умирают, и я умру. Природу ведь не перехитришь. Маршак прав: «Все умирает на земле и в море, Но человек суровей осужден: Он должен знать о смертном приговоре, подписанном, когда он был рожден». Умру… Жаль только, что похоронят меня не там, где покоится мой Гриша. Бедный Гриша, ему так и не исполнилось сорока семи, а мне уже семьдесят девятый. Может быть, действительно хватит?»

Уходить из жизни просто только на словах, а на деле все обстоит по-другому. Как примириться с мыслью о смерти? Чем утешиться старому человеку в условиях вынужденного одиночества, а точнее — отчуждения от близких, которые либо перестали быть, либо никогда не были близкими? Бабушка Валентины Даниловны верила в бога и ждала смерти как избавления от земных страданий и приобщения к вечному блаженству в загробной жизни, а ее родителям не понадобилось готовиться к концу: они расстались с миром скоропостижно, в тифозной горячке. А что же делать ей самой?

«Мы развеяли миф о божественном начале и о бессмертии души, выпестовали несколько поколений убежденных атеистов, все, казалось бы, предусмотрели, а вот о стариках позабыли, — напряженно размышляла Валентина Даниловна. — Кто должен скрашивать последние дни уходящих? Какими словами этот кто-то утешит нас в трудный час прощания с миром? Кто? Уж не Федор ли Степанович? Он, безусловно, очень хороший человек, но такое ему не по плечу. Тогда кто же? Дети? Едва ли они способны на это, потому что одни из них, как, например, Андрюша, физически не могут, другие не умеют, а третьи не хотят…»

Валентина Даниловна отнюдь не склонна считать неблагодарность всеобщим свойством молодого поколения. Скорее она думала о запоздалой благодарности, когда уже некого благодарить. Согласитесь, так ведь часто бывает? Исстари повелось, что каждое последующее поколение выплачивает долги предшествующему в виде безвозмездного чувства к своим детям и внукам, видя в них олицетворенное будущее. А это значит, что духовный баланс сводится в рамках не двух, а трех-четырех смежных поколений. Стоит ли после такого вывода предъявлять претензии к детям?

«Так что же все-таки остается делать нам, старым людям? Чьим душевным теплом согреваться, когда сгустились сумерки нашей жизни? А если… Это, пожалуй, дельная мысль! — Валентина Даниловна мгновенно воспряла духом и посмотрела на фотографию старшего сына. — Как ты считаешь, Андрюшенька? Раз уж мы с Катюшей и Шурочкой поддерживали друг друга на протяжении всей жизни, то теперь и подавно должны поддержать. Катюше плохо в интернате и в одиночку ни за что не справиться с окружающими сложностями, а мне ничуть не лучше дома, где меня ждет угол в коридоре и беспросветно-тоскливое ожидание конца… А что у Шурочки? Она живет в семье своей Наденьки и, несмотря на недомогания, целыми днями не знает покоя, занимаясь стряпней и стиркой. А Наденька прекрасно понимает, что старенькая мама трудится на износ, но не пытается остановить ее, а напротив — ангельским голоском просит сделать еще что-то. Наденька — ласковая девочка, она часто обнимает, целует и благодарит Шурочку, но это, в сущности, мало что меняет. Цирковых лошадей тоже потчуют сахаром и поощрительно похлопывают по холке… Словом, мне пришла в голову очень разумная идея! Как же я не додумалась до этого раньше?»

Мужественно превозмогая боль, Валентина Даниловна присела на кровати и взяла с тумбочки листок писчей бумаги. Привычно пристроив листок к фанерной дощечке, положенной на колени, она достала авторучку и принялась быстро писать:

«Милая моя Шурочка!

Чутье подсказало мне, что мы обе одновременно получили Катюшины письма и плакали над ними, с обидой сознавая свое бессилье и полную невозможность помочь нашей бедной подружке. Но так ли это? Неужели наши старческие болячки лишили нас не только физических сил и энергии, но и разума? Нет, это не соответствует действительности!

Шурочка, у меня родилась чудная идея! А что, если мы с тобой тоже переедем в интернат и станем жить вместе с Катюшей? Я убеждена в том, что администрация интерната, принимая во внимание нашу многолетнюю дружбу, охотно пойдет нам навстречу и предоставит отдельную комнату на троих. Живя вместе, мы всегда поддержим одна другую, поможем справиться с недугами и грустными мыслями (а они неизбежны в нашем возрасте) и скрасим жизнь Катюше, которая угаснет, если ей тотчас же не помочь. Как ты на это посмотришь? Если тебя смущают возражения дочерей, то советую тебе не переоценивать их сердечности. Они смогут проявить свои чувства, регулярно навещая тебя в интернате. Признаюсь тебе, Шурочка, что я пришла к этому решению без длительной внутренней борьбы. В последнее время мой Толя проявил себя далеко не лучшим образом, а о невестке мне вообще неприятно вспоминать. С такой водиться что в крапиву садиться!

Я устала от морального одиночества и мечтаю лишь о том, чтобы изо дня в день жить рука об руку с тобой и с Катюшей. Когда мой Андрюша вернется в Москву, он сумеет позаботиться о нас и найдет способ приятно разнообразить нашу жизнь. Много ли нам нужно для того, чтобы не чувствовать себя лишними? Совсем мало! Только искренняя забота и то дружеское тепло, которым мы щедро делились почти полвека и которого, я уверена, хватит на остаток дней, отмеренных судьбой. Именно поэтому нам надлежит съехаться вместе!