Николай Зарудный - На белом свете. Уран

— Пишите. Мне все равно. — Платон вспомнил, что сегодня Дынька должен прийти осматривать хату.

Дынька пришел с Теклей. Как полагается, немного посидели, поговорили, затем принялись за дело. Никодим с женой обошли несколько раз хату, ощупали стены и фундамент, потом осмотрели потолок и крышу.

— Оно конечно, хата есть, — глубокомысленно изрек Никодим, — если наш Олег женится, то будет жить… Сколько же ты за нее хочешь?

— А как вы скажете?

— Полторы тысячи ей красная цена, — сказала Текля.

— Маловато.

К торгу подоспел Васько. Он стоял в углу и долго не мог понять, о чем идет разговор.

— Бери полторы и еще десять, — убеждал Никодим.

— Нет, не будет, — ответил Платон.

— Это ж какие гроши! — тоненько пропела Текля.

— Еще накину десятку — и по рукам, — Дынька протянул ладонь.

— Вы забываете, что и садок при хате есть и сарай, — смущаясь, напомнил Платон.

— Вы хотите покупать нашу хату? — догадался Васько.

— Если в цене сойдемся, то и купим: сын ведь жениться собирается, — пояснила Текля Ваську.

— А мы куда денемся? — резонно спросил Васько.

— Это уже брата спрашивай…

— Куда мы денемся? — подбежал Васько к Платону.

— Обожди, обожди, потом, — отмахнулся Платон.

— Нет, ты мне сейчас скажи! Я не хочу продавать, не хочу! Уходите отсюда! — Васько дернул Дыньку за полу фуфайки.

— Так мы ж не заставляем, — оправдывался Дынька перед ним. — Мы и завтра можем зайти.

Дынька с Теклей вышли. Васько волчонком смотрел на брата.

— Я с тобой все равно не поеду.

— А я тебя и спрашивать не буду.

— Убегу… Буду жить в хлеве. А ты езжай себе… на легкий хлеб.

— Что ты сказал?

— Когда мы с тобой поехали в Киев, то дядько Нечипор сказал, что ты легкого хлеба ищешь.

— Замолчи!

— Всем расскажу. Пойду сейчас к Дыньке и скажу, что если он купит нашу хату, то я ее сожгу, — решил Васько. — Как дядько Поликарп.

— Что? Ах, ты, выродок! — Платон кинулся на Васька.

— Бей, бей, — съежился Васько.

Платон замахнулся. Васько поднял руки, защищаясь от удара.

— Не надо мне такого брата, не надо! — крикнул Васько и заплакал.

Эти слова будто оттолкнули Платона, и он, обмякнув, сел на кровать. Васько выбежал из хаты.

Платон ждал Васька допоздна, но тот не появлялся. Где он мог быть? У Снопа или у Мазура? Может, к Ивану Лисняку подался? Надо идти искать. Платон надел фуфайку и вышел на подворье. Двери в сарае были полуоткрыты. Ступил через порог и зажег спичку: на сухой картофельной ботве, свернувшись калачиком, спал Васько.

Платон поднял брата и понес в хату. Васько проснулся, но не вырывался из рук.

— Что же ты, Вася, не пришел в хату? Нам с тобой нельзя ссориться… Нельзя… — тихо говорил Платон.

— Я не буду больше удирать, только ты не продавай хату. Не будешь? И дядько Нечипор говорит, что не надо.

— А где ты его видел?

— Я возле тракторов был… Дед Выгон угощал меня печеной картошкой.

— Спи, Вася, спи.

Платон зашел в свою комнату. На столе лежало недописанное письмо Наташе. Прочитал его и порвал. Что он может написать ей, когда уже все написано и сказано? Взгляд остановился на Стешкином платке, который лежал на топчане. Платон смотрел на фотографию Наталки и стал вспоминать ночь в ветряке, горячие Стешкины губы, ее слова…

Кто-то постучал в окно. Может, Стешка? Сердце Платона тревожно забилось. Лучше бы она не приходила…

Нет, не Стешка. В хату зашли Нечипор Сноп и Мазур.

— Ну что, развалил ферму? — засмеялся Мазур.

— Коляда хотел из колхоза исключить, — ответил Платон, неся гостям стулья. — Садитесь.

— Мы с Мироном пришли спросить тебя, — начал Сноп. — Хату, говорят, продаешь?

— Купить хотите? — На переносице Платона сошлись брови.

— Денег у нас таких нет. Значит, опять в город подаешься?

— Может, и подамся, Нечипор Иванович.

— Вольному воля. — Мазур закурил. — Это как же ты, от оскорбления или что другое на перемену тянет?

— Вы только не подумайте, что я агрономом хотел стать. Это Коляда…

— А если и хотел, так что? Тебя учили, тебе и работать… Агроному у нас тяжелее в сто раз, чем мне в кузне молотом бухать, — сказал Мазур.

— Волочить бороны в Сосенке есть кому и без меня, Мирон Николаевич. Я не хочу выслушивать оскорбления, даже если они идут от самого Бунчука. Разве неправду я ему говорил? А мне платформу какую-то подшивают! — В руках Платона затрещала коробка спичек. — Бунчуку надо выполнять план, больше он ничего не желает знать. Я не хочу обкрадывать эту землю и…

— А я, значит, должен обкрадывать? — горько усмехнулся Сноп.

— Я не хочу видеть неправду.

— Так сделай, чтоб была правда. — Нечипор Иванович закашлялся и замолк.

— Мы тебя не удержим, это понятно, — Мазур опустил голову на руки, — ты и в городе проживешь, может, станешь ученым, профессором и Сосенку забудешь и нас… И просить тебя, Платон, не будем. Езжай… Только знай, что ты и меня, и Нечипора, и всех уже обокрал…

— Я? — вспыхнул Платон.

— Ты, — ответил Мазур. — Когда мы с Нечипором писали тебе рекомендацию в партию, я за тебя больше радовался, чем за своего Максима. Он у меня хоть и кованый, но еще закалки не прошел… Вот, думаем, будет нам опора. Знали мы с Нечипором, и Иван Лисняк знал, что не пойдете в кладовщики, не будете искать легкой и выгодной для живота работы, пот свой прольете на земле… Но вышло не так. Ошиблись… Извини за эти слова, Платон, но я никогда не кривил душой.

— Идем, Мирон, — поднялся Нечипор. — А ты, Платон, езжай, Сосенка уже многих вот таких чистеньких правдолюбцев проводила в свет… И живет…

Платон не вышел провожать Нечипора и Мазура. Сидел в тяжкой задуме. Надо решать, надо раз и навсегда положить конец сомнениям, терзающим душу. Можно высокими и пустыми словами оправдаться перед людьми, но не перед собой. Думай, думай, Платон.

Кротко смотрит со стены старый и небритый однорукий отец… Разговаривает мать с Пашей Ангелиной… Усмехается с фотографии Наташа… Так и не пришла Стешка за платком… Наверное, сидит сейчас с Кутнем… Целуется… А тебе что? Что тебе?

Если он уедет, то уж никогда не вернется сюда… Умрут Сноп, Мазур… Родятся новые люди… и никто никогда не вспомнит о Платоне Гайвороне… Люди помнят тех, кто делал им добро…

Ольга Аркадьевна подыскала для Платона квартиру на Пятничанах — в пригороде Винницы. Наташа побывала там, осмотрела комнатку, небольшую кухоньку и осталась довольна. Домишко стоит на берегу Буга. Сейчас, когда речка разлилась, вода подступила к самому садку. Маленький челнок-душегубка, привязанный к яблоне, покачивается на волнах. Вдоль берега на огородах лежат серые льдины, оставленные рекой. Оторванные от родной стихии, они теперь чахли с горя под солнцем и ветром.