Николай Зарудный - На белом свете. Уран

— Гайворона, который выступил против решения правления колхоза посеять кукурузу сверх плана, — ответил Бунчук. — Я предлагаю объявить товарищу Гайворону строгий выговор за попытки дискредитировать постановление директивных органов, за насаждение групповщины в партийной организации. Это дело политическое, и мы ни с кем не будем цацкаться! Кто за то, чтобы объявить…

— Я против, — сказал Мостовой. — Гайворон ни в чем не виновен. Мы не имеем права наказывать человека за то, что он имеет свои убеждения. И не о нем надо было сегодня говорить, а о Коляде, о таких, как Коляда… Я еще не проверил всех фактов, но ставлю в известность членов бюро, что не только в Сосенском колхозе должны были появиться тайные площади кукурузы и свеклы… Они существуют во многих артелях района.

— Факты! — стукнул кулаком по столу Бунчук.

— Пока что я знаю, Петр Иосипович, что в колхозе «Коллективная нива» засеяли и припрятали от государства семьдесят гектаров кукурузы и тридцать свеклы… Почти столько же и в артели имени Двадцатого съезда…

— Неправда! — запротестовал Бунчук.

— Эти площади уже обмеряны… Должен сказать, что это делалось по указанию одного из членов бюро… Я не называю фамилии, потому что это очень серьезное обвинение и надо внимательно все проверить. — Мостовой заметил, как нервно задергалась щека у Петра Иосиповича. — Нам надо разбирать не персональное дело Гайворона, а тех, кто на самом деле, желают они того или нет, вредит нашему общему делу.

После выступления Мостового Бунчук сразу как-то осунулся, лицо его уже не было таким вызывающим. Он жалел, что раздул это «сосенское дело», но отступать было поздно.

— Мы примем к сведению заявление товарища Мостового и разберемся во всем, — пообещал Бунчук. — Хватит об этом. Голосую. Кто за то, чтобы объявить товарищу Гайворону строгий выговор? Четыре. Кто против? Один. Воздержался? Два. На этом нашу работу мы заканчиваем. До свиданья, товарищи.

Коляда остался в кабинете, чтобы поблагодарить Бунчука, но тот даже не подал ему руки на прощанье. Они не посмели посмотреть друг другу в глаза. У обоих на душе было противно.

— Иди и меньше болтай языком, — буркнул Бунчук.

В коридоре Коляда догнал Платона и Подогретого.

— У меня машина здесь, подвезу. А может, в чайную с горя, а? — угодливо улыбнулся.

Платон промолчал, а Подогретый даже побелел:

— Подлюга ты после всего, Коляда! Я у тебя не только партийный билет, а и… паспорт забрал бы. Шкура ты!

Коляда задрожал всем телом, широко раскрыл рот, но не мог вымолвить ни слова. Потом он увидел, как Макар Подогретый, попрощавшись с Мостовым и Платоном, вышел на сосенскую дорогу и пошел к селу широким солдатским шагом.

Мостовой пригласил к себе Платона поужинать. По пути они зашли в магазин, купили бутылку водки и колбасы.

Дома Александр поискал еще чего-либо, но, кроме двух луковиц и коробки мармелада, ничего не нашел.

— Я Кутню набью морду, — пообещал Платон.

— Дадут пятнадцать суток за хулиганство, — сказал Мостовой.

— Черт с ним, а морду я ему все равно набью. В глаза врет, и ему верят.

— Бунчук ему не поверил, Платон.

— Тогда почему же он выгораживал Коляду?

— Он выгораживал себя. Понял?

— Нет.

— Бунчук приказал Коляде засеять эти гектары, — пояснил Мостовой.

— Не может быть!

— Именно так. Поэтому он и приписал все грехи тебе. А вместе с тобой и мне. А если бы он объявил выговор Коляде, тот сразу напомнил бы: «Я сделал то, что вы, Петр Иосипович, велели». Ничего, Платон, переживем.

— Теперь я начинаю понимать, Александр Иванович, — задумался Платон.

Кто-то постучал в окно. Платону показалось, что Мостовой растерялся. Через минуту чьи-то шаги послышались уже в коридоре. Александр быстро вышел. Его встретил девичий смех. Платон насторожился: очень знакомый смех. В коридоре разговаривали шепотом, и Платон ничего не слышал, но этот смех… «Неужели Галина? Зачем она пришла сюда? Ей, наверно, кто-то сказал, что я здесь».

Хлопнули сенные двери. Кто-то простучал каблучками мимо окна. Платон выглянул: Галина.

Вошел Мостовой.

— Это забегала ко мне одна знакомая… А ты куда собрался?

— Пора, Александр Иванович. Пока доберусь до села… Да и Наталка ждет.

— Ну, если ждет Наталка, то задерживать не имею права. Крепись, Платон. — Мостовой пожал Гайворону руку и проводил к калитке.

Неожиданное появление Галины в квартире Мостового встревожило Платона не на шутку. Что у них может быть общего? Платон подумал, что он совсем не знает, как живет Галина; в последнее время, после приезда Наталки, она стала молчаливой, нервной. Может, считает, что теперь Платон меньше будет любить ее и Васька? А может, у Галины какое-то свое горе?

Платон отыскал Галину в красном уголке общежития, попросил ее выйти.

Шаткий дощатый тротуар привел их к скверику. Сели на свободную лавочку.

— Я хотел спросить тебя, Галина, — начал Платон, — потому что должен знать…

— Спрашивай.

— Что у тебя с Мостовым? — Платон полагал, что она сейчас начнет плакать, все отрицать и, чтобы отрезать ей путь к отступлению, добавил: — Я не ожидал, что ты на такое способна.

Но Галина выслушала брата спокойно. Ничто не выдавало ее волнения.

— А почему это тебя тревожит? — ответила будто безразлично.

— Как это — почему? Что у тебя с ним может быть? Он секретарь райкома, а ты… Тебе еще гусей пасти в колхозе…

— Там одна уже пасет… А обо мне не беспокойся. — Галина вдруг повернулась к брату и зашептала: — Да, я обыкновенная девушка, а он секретарь. Но я об этом не думаю! Мне все равно, кто он. И ему тоже. У нас с ним ничего такого нет… Мы… дружим.

— И давно вы… дружите?

— Давно…

— Ты часто ходишь к нему?

— Дважды была. У него есть пластинки с операми. Слушаем…

— Ой, смотри, Галина, — предупредил Платон.

— Ты, Платон, о себе подумай… И о Наталке. Она больная, а ты…

— Что я?

— Ты ее не обижай. Не каждая девушка могла бы вот так поступить, как она.

— Что это ты взялась меня отчитывать? — Платон со злостью бросил сигарету.

— Потому что она тебе ничего не сказала, а у нее был приступ после того разговора. Упала на огороде…

— Когда? Я ничего не знаю, — испуганно сказал Платон.

— Она не хотела, чтоб ты волновался. На второй день я застала ее в кровати. Щеки горят, губы посинели… Так и у мамы было, — вспомнила Галина.

— Я не хотел ее обижать, — оправдывался Платон, — но пошли по селу разговоры, сплетни… Надоело. Кто-то рассказал Наталке, что я встречался со Стешкой.

— Разве это не правда?

Платон промолчал.

— Стешка и не прячет, что любит тебя.

— Я пойду, — поднялся Платон. — А ты, Галина, поступай как знаешь. Не маленькая. И у Мостового есть голова на плечах.