Яков Ильичёв - Турецкий караван

— Ишь ты, провожают! А гладь-то какая, кажется, что по Волге идем.

Фрунзе отправился полежать, почитать. Показался Кулага с папкой в руках. Ваня встретил его вопрос сом:

— Скажи, чем тут война окончится, кто победит?

— Иван Мудрый, ты же сам все знаешь.

— Турки, думаю! Антанта ныне — обыкновенный напившийся комар…

— То есть? Здоров ли ты? Ты, брат, в тупик меня загнал…

— А что? Комар, который насосался крови, разбух. Летать уже не может, чуть прижми — и мокрое место от него осталось.

— Фило-ософ… Иван Спиноза! — сорвалось у Кулаги.

Странно, что он, грамотный и думающий, не мог сразить простецкого Ваню и только раздражался его неожиданной логикой. Любой спор между ними заканчивался насмешничаньем, и, недовольный собой, Кулага стремительно уходил. Сейчас он сказал:

— Частушки неплохо сочиняешь, а в политике вот плаваешь, вернее, тонешь… Раз, два, три, четыре, пять. Вышел зайчик погулять. Вдруг охотник выбегает… Охотник бегает, зайчик прохаживается, только в сказочках бывает подобная нелогичность… Так и твои комариные соображения…

— Ладно, — сказал Ваня. — С Кемиком-то будешь теперь мириться, нет? Какая с Кемиком у тебя политика?

В десять вечера темная даль по курсу искололась стрелами от многих огней. Цепь огней будто петлей охватила внутренний рейд Самсунской бухты. В нее и вошли. Обозначились темные корпуса пароходов. В полутьме между ними ходили лодки. В резком свете прожектора выпятился толстый поднятый нос военного корабля. «Георгий» прошел мимо него неширокой полосой, блеснувшей воды. Это был американский «стационер» — миноносец, будто бы охранявший своих в Самсуне. Он пришел незадолго до «Георгия». Видимо, это он, американец, и сигналил ночью «Георгию» — остановиться.

…С первых же дней революции в России богатая Америка вместе с Антантой кричала: «Остановить!» Американский консул в Москве Дьюит Пуль встретился с мятежными белогвардейскими генералами. Америка поддержала высадку англичан на севере России, сама послала свои военные корабли в гавани Белого моря. Президент Вильсон отказался принять полковника Робинса, который привез из Москвы мирные предложения Совнаркома. Сколько раз обращались к Америке с призывами — через консула, через представителей нейтральных стран, в радиограммах, через друга Советской России Нансена. Нет! Вместо мира — нота государственного секретаря итальянскому послу: США не собираются признавать Советскую власть, никакому другому государству признавать не советуют… И вот ловят советского «Георгия» в Черном море, приказывают…

Слышался гром цепей лебедки, гул прибоя — волна билась о камни набережной. «Георгий» бросил якорь. Спустили лодку, а в нее — юзбаши Хасана, снова надевшего свою форму… Он вернулся с властями, и миссию группами перевезли на ночной берег. Здесь пахло конским потом, стучало множество экипажей, громоздились горы имущества… Из темноты с гортанным, будто задушенным криком вынырнула орава носильщиков в пиджаках, надетых на голое тело, похватала вещи миссии и с ними исчезла. Затем экипажи с шумом и грохотом перебросили миссию в какой-то конак, то есть особняк. Это был отель «Монтика-Палас». Сюда вдруг один за другим — караваном — подошли те носильщики с вещами, по-турецки — хамалы, которые обслуживали гостей. Они косились на объявившихся здесь полицейских, суетливо перекладывали мешки и ящики с места на место. Ваня не понимал, в чем дело:

— Чего это вы?! Мешки давайте сюда.

Но сразу же понял, когда подошедший Хасан приказал:

— Носильщики, положите же вещи, и прочь! Оплаты нет. — А к гостям обратился с почтением: — Да будут светлы ваши очи. Вы находитесь под высоким покровительством нашего государства, не расходуйтесь, прошу вас.

Ване, Кулаге, всем было неловко. Но вот полицейские завернули за угол, носильщики сгрудились вокруг гостей, стали хватать за руки:

— Большевик, послушай, полиция, ах, говорит, не платить за работу. Но ведь Ленин — да? — справедливый человек, не обидит рабочего.

Кулага взял руку носильщика, положил деньги на его ладонь, прихлопнул своей. Ваня тоже похлопал хамала по плечу:

— Возьми! От красных солдат. Понял? Коммуна! Коммуна!

Равнина Самсуна с трех сторон замкнута горами. Город у их подошвы подковой охватывал залив. Торговый город, коммерция-негоция. Дороги отсюда во все концы… Из окна отеля Ваня увидел на рейде шхуны и парусные лодки под названием «сандалие», действительно похожие на сандалию. Две пристани на железных сваях. Вывозили отсюда много овец, хлеба, шерсти, кож. А сгружали здесь сахар, мануфактуру и американский керосин.

Белые домики кучно стояли на склонах. Первый этаж каменный, второй деревянный, крыши черепичные и железные. Пока в городе тихо. Только вот в холле отеля весь день толкутся бежавшие с Кавказа…

Раньше было много консульств, ныне одно — американское. Если дела пойдут хорошо, сказал командующий, то вновь откроется и русское, теперь — советское.

Утром после чая в номере, подпоясываясь, командующий подошел к приоткрытому окну, посмотрел вдаль:

— Еще сутки, и тронется наш караван… Пойдем по шоссе на Сивас. Тут-то и держать карабин наготове.

— Не привыкать, Михаил Васильевич, — Ваню задело название «Сивас». — Вроде «Сиваш», Михаил Васильевич… Ведь это кому рассказать, как бились… А здесь, в отеле, в холле этом и в ресторане внизу — эти, беляки… Спускался за чаем, видел. Опасаюсь…

— Всех подряд не бойтесь. Среди них немало обманувшихся… Птицу кормом, а человека словом обманывают. Вероятно, понимают теперь… Кстати, вы лично как голосовали на том собрании в школе — расстрелять или помиловать Слащева?

— По человечеству если, то его казнить следовало. Бешеный волк и тот меньше виноват. Но я по понятию голосовал — за амнистию, чтобы постановление ВЦИК исполнить.

— Значит, сознаете, что ныне опасна не только военная, но и провокаторская работа белогвардейцев. Белые генералы заинтересованы в солдатах, вот и отнимайте у генералов главное — людей.

Ваня надел буденовку, сунул браунинг в карман:

— Пойду, Михаил Васильевич, посмотрю обстановку.

Получив разрешение идти, Ваня спустился было вниз. Обеденный зал гудел, наполненный этими беженцами… Но вдруг из окна увидел Ваня, что прямо к отелю катит экипаж на паре коней в нарядной, с бляшками, упряжи. Кто-то в холле сказал, что это едет мутесариф — губернатор.

Ваня пушинкой взлетел наверх — поприбирать табачный пепел и всякую крошку в апартаментах. Не успел вздохнуть, как с визгом открылась дверь и впереди небольшой команды вошел толстенький, загорелый, веселый турок в малиновой феске с кисточкой.