Владимир Исаков - Дом на берегу

Так я познакомился с Генкой Даниловым. Отца у Генки не было, он жил с матерью и двумя сестрами. Мать работала на ферме, старшая сестра училась в техникуме в Осташкове, младшая здесь, в школе. Сам Генка уже кончал школу. Как всем деревенским мальчишкам, ему доставалось немало работы — носить воду, копать картошку, колоть дрова, но больше всего он любил разные лесные промыслы — собирать ягоды, грибы, валежник. Деревенский житель не ходит в лес без дела, поэтому у мальчишек с детства развивается охотничья память, зоркость, наблюдательность.

От Генки я узнал про многие интересные места в здешних лесах. Про озеро Кленово, где гнездятся утки. Про Большой Мох — мягкое моховое болото с одуряющим запахом багульника и зарослями черники, где однажды ребятам встретился медведь. Про Сосновую рощу с огромными муравейниками. Вообще он не очень разговорчив, но когда в школе писали сочинение о природе, написал лучшее сочинение про озеро Стерж. Потом от учителей я узнал, что он пишет и стихи. Любимые занятия Генки — читать книги, играть на гармошке и сажать деревья. Скоро ему выбирать себе профессию. Многие после школы остаются тут, в деревне, но он пока не решил.

Из похода в леса мы возвращались поздно, по притихшему берегу Стержа. Вверху на откосе, в школьном доме, уже светились окна. В директорской квартире пахло мокрым брезентом, книгами, дымом бересты.

Вечером после ужина мы разговорились о судьбах здешних ребят. Школу в Ивановском кончают ребята от Волгина Верховья до Руны. Мы стали перебирать семьи из разных деревень, вспоминать кто где. Тут оказалось немало и моих знакомых. Витя Иванов и Боря Смирнов работали теперь шоферами. Костя Григорьев — трактористом. Нина Кузнецова — почтальоном. Таня Виноградова — на молокозаводе. Коля Соколов и Клава Никонорова недавно поженились, и оба пошли на ферму. У всех, конечно, по-разному. Многие окончили техникумы, институты. Люся Цветкова работает медиком в Карелии. У Шараповых из Костылева два сына учатся в лесном техникуме. У Новиковых из Шешь-выставки отец умер, мать — прекрасная женщина, тетя Клава, — одна подняла на ноги четверых детей.

У всех по-разному… Но все эти ребята добрым словом вспомнят свое Ивановское.

На следующее утро спозаранок школьная машина собирала ребят по деревням. В кузове гремели ведра, было тесно, изрядно подбрасывало. Мы с Генкой сидели в разных углах и время от времени перемигивались. Школа снова ехала в Коковкино, на картошку.

Кончив свои дела на Стерже, я вернулся домой, занялся другими делами, но почему-то часто вспоминал Генку Данилова. Так завязалась наша переписка. Прошли осень, зима, и, чем ближе весна, мне все чаще думалось, что сделает Генка, когда окончит школу. Он молчал об этом. Скрывал. Но кажется, что-то могут сказать стихи, которые он мне прислал. Стихотворение короткое, и я рискну привести его целиком. Оно называется «Лес».

Я не знаю, кем станет Генка Данилов. Может, поэтом. Может, трактористом. Я желаю ему стать настоящим лесничим.

В ту весну мы поехали на охоту в деревню Тарасково. Нас было четверо. Я приехал пораньше, а остальные трое собирались приехать поздно вечером. Остановиться решено было у родителей Евгения Васильевича Шалаева — в ту пору механика, а теперь заместителя председателя колхоза «Свободный труд». Днем мы с Юрием Андреевичем Козловым, главным проводником во всех охотничьих экспедициях, доехали до деревни Углы, поприкидывали возможную дичь в треугольнике Углы — Озерец — Тарасково, и, вооружившись терпением и надеждами, я не спеша пошел по болоту к лесу.

Не буду описывать всех приключений в этом лесном, речном и болотном треугольнике, скажу только, что к вечеру я благополучно пришел в Тарасково. Напарников моих еще не было. Мы с семидесятисемилетним Василием Григорьевичем Шалаевым пошли за деревню на тетеревиный ток.

Ток был на большом поле среди березника. На поле стояли грязные лужи, от подожженной кучи старой соломы пахло теплом и дымом. Василий Григорьевич шел впереди в валенках с галошами, не оборачивался и, словно разговаривая сам с собой, вспоминал:

— Тут, на этом поле, лес был. Раз собрались мужики, говорят: «На что нам лес… Надо срубить, будет пашня». Ну ладно. Срубили лес, давай жечь. А весна выдалась сухая. Как взялось — не остановить. Подошло к самым огородам, чуть деревню не спалили. Долго горело. Потом пошли — вместо леса остались одни угли. Так это место и прозвали Угольником. Старый ток. Я еще в молодости тут охотился…

Мы сели у костра из тлевшей соломы, стали ждать темноты.

— А вот почему наше Тарасково прозвано Тарасковом — ни от кого не слышал, — продолжал Василий Григорьевич. — Отец рассказывал так. Как-то барин Полторацкий выиграл в карты трех мужиков: Семена, Фому и моего прадеда, однорукого Ермолая. Куда их девать? Сел верхом и привез сюда. Тут было пустое место, три горки. «Вот, Ермошка, — показывает на одну горку, — бей кол, начинай вить себе гнездо. Ты, Семка, бей на этой горке. Ты, Фомка, на этой…» Так и выросла деревня. А почему Тарасково — никто не знает.

С холмов, где виднелось Тарасково, ветром донесло слабые голоса, несколько раз тявкнула собака. В поле было прохладно и тихо. Мы сидели, смотрели на закат, думали каждый о своем.

— Вот интересно, — медленно сказал Василий Григорьевич. — Солнце одно, а везде светит по-разному. Где его не хватает, где лишка. Вот, скажем, в Африке. Там закаты совсем другие…

Я помолчал и спросил, откуда он знает про Африку. Старик тоже помолчал.

— Да я там жил, — наконец ответил он. — В самом пекле, в пустыне Сахаре. Этого заката, бывало, не дождешься…

Я с любопытством посмотрел на Василия Григорьевича. Вот тебе на… Многие старики знать не знают про эту Африку. Как же он из Тараскова попал в пустыню Сахару?

Делать нам было нечего, и Василий Григорьевич стал рассказывать свою необыкновенную историю.

— В тысяча девятьсот пятнадцатом году шел мне девятнадцатый год, — начал он. — Война. В августе призывают нас, таких ребят, на военную службу. Привезли в Москву, на Ходынку, определили в полк. За месяц прошли мы строевой устав, дали всем новое обмундирование — и на фронт. Несколько человек, кто пограмотней, оставили в учебной команде. Говорят: будем учить вас на младших командиров. Ладно. Перевели в кремлевские казармы, учат. Командир роты у нас был капитан Борковский. Командир полка полковник Кевнарский. Командир бригады генерал Силановицкий — небольшого роста, старый, всегда ездил на белой лошади.