Варлен Стронгин - Вечный всадник

Вечером Илья усаживался за ударную установку на возвышении в углу ресторанного зала, где на фоне серебристого задника не так выделялась его поседевшая с пролысиной голова, а днем он дежурил на опытном участке института. Сотрудники прозвали его пророком за узкое, библейского типа лицо и за то, что он любил предрекать отсутствие дождей, что чаще всего и случалось. Иван Петрович доверял Илье, считая, что в таком возрасте, да еще будучи человеком искусства, он должен относиться к работе добросовестно. Но в это утро Ивана Петровича тревожило состояние опытного участка, и виной тому была необычная жара. О новой груше мечтал Иван Петрович, видел в ней смысл своего бытия. Сын его Виктор хорошо или, может, не очень, но определился в жизни и зарабатывает прилично. Жена идет в гору. За границей бывает. На выставки и симпозиумы возит свою необыкновенную черешню величиной с полпальца. Славная черешня. Всему миру на удивление. Жаль только, подзабыла супруга о том, кто ей помог вывести этот сорт, о своем руководителе, человеке умнейшем и бескорыстном. Жаль, Ивану Петровичу с учителем не повезло. Его руководитель походил на директора конного завода, что хотел без длительной селекции вывести лошадь-рекордистку. В результате вырастали плоды с каменистыми местами в мякоти, далекие от сочных и душистых бергамота, дюшеса и беры. А ведь груша прививается и на райские яблоки, и на айву, боярышник, рябину, даже на миндаль и гранат. Множество вариантов для селекции. И как считал Иван Петрович, вполне возможно создать в наших условиях грушу не хуже французской или бельгийской. По силам это ему, и жаль, что немало времени потерял он, пока добился права на самостоятельную и — главное — чисто научную работу. Ведь на выращивание и внедрение нового сорта груши уходит не менее тридцати лет. На черешню и вообще косточковые плоды — двадцать. Тоже большой срок. А семечковые — тридцать. Половина человеческой жизни. Для Ивана Петровича — это вся оставшаяся жизнь, а может, и не хватит ее, чтобы увидеть результаты своего труда.

— Галя, я сегодня не пойду в институт, — сказал Иван Петрович во время завтрака. — Может, в конце дня появлюсь. Не раньше.

— Неужто на участок собрался? В такое пекло! — удивленно вскинула брови жена.

Иван Петрович вздохнул, подумал, что за долгие годы она не научилась понимать его, а вчера устроила скандал, узнав, что будущую грушу от хочет назвать «Галинкой»: «Я свою черешню назвала «Валерий Чкалов», а ты назови грушу «Гагаринкой», а то придумал «Галинка». Ни то ни се!» — «Как, это же твое имя!» — в свою очередь засмеялся Иван Петрович. Жена на секунду задумалась, а потом, набросив на лицо непроницаемую маску, твердо изрекла: «Все равно «Гагаринка» будет лучше!»

Иван Петрович знал, что жену ему не переубедить. Он ничего не ответил на ее вопрос, надел соломенную шляпу и открыл дверь.

По тенистой стороне улицы он добрался до шоссе и стал голосовать. Одна за другой мимо пролетали равнодушные машины, оставляя на плавящемся асфальте следы от шин. Минут через десять остановился самосвал, из кабины высунулся детина с красным лицом, то ли от жары, то ли от выпитого, и спросил:

— Далеко тебе, папаша?

— До опытного хозяйства, — сказал Иван Петрович.

— Садись, — небрежно бросил водитель, — пару целковых дашь — и порядок!

В кабине было душно, как в парилке.

— Солнце сегодня зверское, — смахнул со лба капли пота водитель, обдав Ивана Петровича запахом неведомого ему спиртного зелья. — Не хмурься, папаша, такая наша работа!

— Какая такая?

— Строим оросительный канал.

— Так это для нас.

— Для кого?

— Для нас. Для нашего института и для колхозников.

— Для колхозников — понятно. А для вас лично для кого?

— Я в институте садоводства работаю. Вывожу новый сорт груши.

— И скоро выведешь?

— Лет пятнадцать осталось.

— Ого! Пятнадцать лет! Их еще дожить надо!

— Надо.

— Я бы не смог столько ждать.

— Почему?

— Натура другая. Я быстрые деньги люблю. Заработал — получил. А как же еще? Небось тебе много платят?

— Не жалуюсь.

— Значит, тыщу!

— Намного меньше.

— А мне нужна тыща! Я раньше работал в шахте под Донецком. Не подошло. Работа опасная. И не всегда фартовая. То мощный пласт угля идет, то слабый. Бывает, измучаешься и не заработаешь. А здесь все от тебя зависит. Сколько грунта перевез — столько получаешь. До тыщи не дотягиваю, но близко к ней подхожу.

Водитель прибавил скорость, обгоняя рейсовый автобус, а Иван Петрович подумал, что этот водитель чем-то напоминает ему сына: «Ну, конечно, сын тоже любит быстрые деньги! В институт не пошел, сказал: «Я не дурак, чтобы пять лет учиться на инженера или шесть на врача. Лучше поеду в Москву торговать черешней. А еще лучше в Мурманск». Да, на черешне у нас зарабатывают неплохо. Где весной люди из Каменки, из Вознесенки? На базаре в столице! Нанимают рефрижератор и гонят его прямо на Центральный московский рынок. За сезон по двадцать тысяч выручают. Подавай им золотые вещи, дубленки, лисьи шапки. Что почем знают и моду тоже. И в сберкассу деньги не несут. Им спокойнее, когда они рядом под матрасом лежат или за иконкой. Неужто и сын таким вырастет?! Пошел учиться на годичные курсы пчеловодов и уже знает, чем можно кормить пчел, если жара убьет акацию и другие цветы. Сахарным сиропом! И знает, что мед от этого будет некачественный, говорит: «Все равно потом сахаром разводить!» Вот тебе и сынок! Обман запрограммировал! А подавал надежды, красивый парень. Мечтал артистом стать. В кино сниматься. И теперь подумывает. Но как? «Я, говорит, приеду в Москву на киностудию и не с пустыми руками! Большую банку меду дам режиссеру, поменьше оператору и директору картины. Роль не дадут, а в эпизоде снимут! Хороший мед сейчас редкость!» Да, редкость… Не поэтому ли за моим сынком бегают девушки? Богатый жених! Своя пасека! Каждый год прибавляет ульи. Почем у нас на рынке мед? Ого! А в Москве еще подороже! И женит на себе моего Виктора эта толстенькая Катька. Точно. Не броская девчонка, но хваткая. Мать у нее доярка. Говорят, что честная, трудолюбивая женщина. Интересно эта Катька про нее рассказывает: «Мама у меня хорошая, но дура. Встает чем свет и детей кормит, готовит к школе, потом бегом на ферму, там коров подоит, навоз из-под них выгребет, потом домой снова детей кормить, затем опять на ферму — и до девяти вечера. А жить когда? Я в доярки не пойду. Я не дура!» Да, Катька не промах. Рядом с пасекой парники выроет, накроет их пленкой, и вот вам в апреле — мае свежие огурчики, а ей быстрые деньги. В Семеновке они работают в две смены. У них остается больше времени для отдыха.

Один писатель-«деревенщик» утверждал, что общение с домашними животными облагораживает человека, возвышает его душу. Конечно, это так. Но можно подумать, что общение с хорошей книгой меньше подействует на человека.