Варлен Стронгин - Вечный всадник

— Ну и зайчище! — подбежал к нему возбужденный Тимофеев, обвязал зайца ремнем и, перебросив через спину, поспешил прочь из леса.

Моментами он даже переходил на бег, опасаясь появления своего двойника. И, только выйдя из леса, Тимофеев замедлил шаг, проходя мимо ребятишек, которые с восхищением смотрели на охотника и его добычу.

Прохор работал лодочником на станции, принадлежащей санаторию, работал уже свыше тридцати лет, и ему казалось, что вся его жизнь состоит из детства, войны и службы у реки. Детство представлялось ему безоблачным и до наивности прекрасным. Война жила с ним по сей день, горемычная и боевая, часто напоминая о себе болями в сердце и печени — следствием тяжелой контузии. А служба у реки, не очень утомлявшая его, была будничной, и на другое занятие он и не рассчитывал, имея инвалидность второй группы.

Лодочная станция располагалась в небольшой бухте на речке районного значения, и только в бухте вода была чистой, здесь купались отдыхающие, а русло реки постепенно высыхало и зарастало водорослями и тиной. Прохор вздыхал, наблюдая за гибелью реки, сравнивал ее со своим старением, считая и то, и другое неизбежным, поскольку нельзя повернуть вспять годы и некому расчистить реку. «Санаторий отремонтировать можно. Он подчиняется директору, — говорил Прохор. — А река кому? Неизвестно. В этом и загвоздка!»

Зимой Прохор чинил лодки, а летом давал их отдыхающим в залог под курортные книжки. Жизнь текла спокойно, однообразно, но скуки он не ощущал, работая на природе. Однажды в середине лета подошли к его будке двое парней в майках с иностранными буквами. Один весь заросший, как партизан в лесу, а другой с длинными гладкими волосами и почти что девичьим лицом. Попросили лодку.

— А курортные книжки есть? — проявил бдительность Прохор.

— Нет, у нас другие книжки, — сказал заросший и издали показал какой-то коричневый документ.

— Другие? — задумался Прохор, вглядываясь в лица парней, не похожие ни на начальственные, ни на уголовные.

— Чего зыкаешь?! — неожиданно взвизгнул парень с девичьим лицом. — Разве мы не люди?!

— Люди, — согласился Прохор и нехотя дал им весла от лодки.

Прошел час, второй, третий, наступил вечер, а парни не появлялись. Тогда Прохор сел в лодку и поплыл вдоль берега. У места, где река подходила к шоссе, сердце у него учащенно забилось и закружилась голова, когда он увидел на песке следы лодки и машины.

— Утащили! — догадался он. — Вот тебе и люди… Откуда они такие?

Прохор вспомнил свое детство, показавшееся ему сейчас сказочным и населенным безупречными людьми, и пусть среди них был уличный забияка Колька, подражавший героям популярного в те годы артиста кино Петра Алейникова, но и этот Колька никогда не совершил бы такую подлость. А товарищи по роте? Ожесточенные, суровые и беспощадные к врагу, они делились друг с другом последним сухарем, последней щепоткой табаку. Только раз пошутили, увидев у Прохора полный кисет махорки, выменянной им на сухой паек у некурящего солдата. И шутили до тех пор, пока Прохор не раздарил полностью всю махорку. А эти на тебе — украли! И не как обычные воры. А хуже. С помощью обмана! Людьми прикинулись!

Директор санатория пообещал списать лодку, но, потрясенный случившимся, Прохор не мог прийти в себя и для успокоения выпил целый стакан водки. Вообще-то он пил редко. По праздникам. Две-три рюмки. И лишь в День Победы выпивал целый стакан. Чтобы почувствовать. И тут себе позволил. Но радости, как в праздник, не ощутил. Еще горше на душе стало. И мысли разбегаются. В таком состоянии стыдно идти домой, и направился Прохор к речке в надежде, что вечерняя прохлада быстрее отрезвит его. Сел Прохор на плот, посмотрел на речку и глаза протер, увидев, как заколыхалась вода и вылезло из нее чудище, облепленное водорослями и тиной.

Испугался Прохор, бежать хотел, но чудище как-то странно захихикало и промолвило:

— Чего боишься, старик? Я обыкновенная русалка!

— Русалка?! — изумился Прохор.

— А кто же еще, — вздохнуло чудище, — настоящая русалка. И хвост у меня, и все другое, что полагается, и звать меня Мариной.

— Мариной?

— Мариной! — кокетливо поджала хвост русалка.

— Пусть так, — немного очухался Прохор, — но почему ты в воде живешь, а не умытая?

— В какой воде? — усмехнулась русалка. — Ты бы в такой воде пожил!

— Но ближе к берегу вода почище. Умылась бы. Чтобы людям не стыдно было показаться. И для себя самой. Ведь ты все-таки эта… Марина.

— Я уже и забыла, что я эта, — снова вздохнула русалка и вдруг заговорила озлобленно: — А людям показываться? Да еще готовиться к этому? Зачем? Смолоду дурочкой была — верила я им. А теперь? Фиг!

Русалка опять захихикала странным и, как показалось Прохору, голосом подвыпившей женщины.

— Что-то я тебя не понимаю, — признался Прохор.

— А чего тут неясного, — взмахнула хвостом русалка и задумчиво улеглась на спину. — Давно это было. Познакомился со мной Нептун. Из отдыхающих. Высокий. Кудрявый. Красивый как бог. Золотые горы обещал, замки. На руках носил. А срок путевки кончился — бросил меня. Даже адрес не оставил. Я мучилась. Переживала. Потом встретила другого Нептуна. Из Черного моря. Тот меньше говорил, больше угощал меня черноморскими напитками, я от них голову потеряла. Затем… Третий Нептун говорил, что живет в Авачинской бухте — самой большой бухте мира — и готов увезти меня с собой. Я и ему поверила. А потом случайно увидела его обратный билет и выяснила, что живет он в пустыне и от его стойбища до ближайшего оазиса с водой четыреста километров! Четвертый Нептун… Уже и не помню. И незачем его вспоминать. Махнула я тогда на все рукой и опустилась в эту воду. А в чистую уже и не хочется. Я к этой привыкла.

— Что ты?! — испуганно засуетился Прохор. — Не, повезло тебе. Нечестные люди повстречались, точнее, не люди, а Нептуны. Но есть и хорошие. Их больше. Меня тоже сегодня обманули. Вот я и выпил лишнего. Но выпил, и все, баста. Я человек стойкий!

— А я не стойкая, нисколечки! — захихикала русалка и скрылась в воде, пустив на поверхность несколько пузырей.

Долго не выходила из памяти Прохора эта встреча, но постепенно забылась, тем более что весной наконец-то стали очищать речку и никакой русалки в ней не обнаружили. Директор санатория объяснил Прохору, что осенью у них проводил отпуск товарищ, которому подчиняется все вокруг, и поскольку он собирается отдыхать здесь каждый год, то есть шанс, что речку начнут даже углублять. Скоро прошел слух о расширении лодочной станции, о том, что накинут к зарплате, у Прохора поднялось настроение, и он стал обслуживать отдыхающих не только исправно, но и с приветливой улыбкой. Жизнь пошла по новой, более веселой колее, но снова до середины лета. Вырос у будки седоватый плотный мужчина под руку с нахальной черноволосой девицей и потребовал лодку. Прохор увидел его впервые и попросил курортную книжку. Мужчина побагровел, посмотрел на Прохора сверху вниз и с барским пренебрежением промолвил: