Варлен Стронгин - Вечный всадник

— Не знаю, — растерялся Кощей. — Я никогда об этом не задумывался.

— Зря, — сказал Эдик. — Исправиться никогда не поздно. Конечно, Иваном-царевичем вы уже не станете, но если будете чаще улыбаться, то «с голубого ручейка начинается река, ну а дружба начинается с улыбки». Понимаете?

Кощей кивнул головой, хотя ничего не понял, но ушел от Эдика впервые в жизни взволнованным. По какой причине — точно не известно. То ли потому, что его в первый раз в жизни назвали дедушкой, то ли оттого, что не сработало его уродство, или потому, что не получил привычной десятки. Не привык Кощей к волнению. Сердце забарахлило, и испугался старик: «Неужто мне конец пришел? А я еще ничего путного в этой жизни не сотворил! Разве это профессия — держать людей в страхе, быть вечным пугалом?»

Тут вспомнил Кощей, что лежат у него в кладовке трехверстовые сапоги. Достал он их, от пыли очистил и бегом к Эдику.

— Вот, смотри, — сказал он ему. — Сапоги-скороходы. Конечно, не импортные, не семимильные, но тоже ничего. Один шаг в них сделаешь — и махнешь за три версты.

— Не врешь? — спросил Эдик.

— Нет, чтоб я умер, — поклялся Кощей. — Это никакое не волшебство. Эти сапоги — все, что осталось от одной древней и погибшей цивилизации. Подошва, соприкасаясь с землей, приводит в движение портативный механизм, и ты летишь максимально на три версты. Расстояние можно регулировать, уменьшая или увеличивая нажим подошвы на землю.

— Ты молодчина, Кощей! — сказал Эдик. — Немедленно покажи свою находку людям!

— А может, не надо, — засомневался Кощей. — Они привыкли к тому, что я их пугаю, а здесь…

— Чего здесь?! — перебил его Эдик. — Ты впервые можешь принести людям пользу — и боишься! Стыдно, дедушка!

— Ладно, мальчик, — первый раз за свою долгую жизнь улыбнулся Кощей и пошел показывать людям чудо-сапоги. Большинству людей они понравились — и скоростные, и удобные, и, наверно, недорогие, всего-навсего обувь, а не «Жигули» или «Волга».

Только некоторые владельцы автомашин нахмурились: «Чего же это будет, если наладят массовое производство таких башмаков? Все быстро передвигаться начнут? И еще быстрее, чем мы на своих машинах?!»

А у одного работника автосервиса даже лицо перекосилось: «Придется профессию менять? Учиться на автосапожника?» И кое-кому еще не пришлись по вкусу эти сапоги. «Люди перестанут превышать скорость, смогут в нетрезвом виде мчаться по шоссе — и ты их не тронь, ничего с них не возьми?!» — ужаснулся один человек. «Обойдемся! Ведь жили без этих сапог!» — сказал другой. А еще один в фуражке таксиста вплотную подошел к Кощею, взял его за впалые грудки и просипел: «Если ты, старая рухлядь, не спрячешь свои трехверстки, то я в один момент из бессмертного сделаю тебя смертным!»

Перепутались мысли в голове у Кощея: «Что же это получается? Одни люди от моих сапог в восторге, а другие за них же уничтожить меня хотят? Почему? Что я сделал плохого?!»

Не смог Кощей понять всех сложностей жизни, поскольку многие годы сторонился людей. Сдали у него нервы, сердце, зашалила печень. А тут еще кто-то распустил слух, что Кощей есть Кощей и от него можно ждать одни лишь пакости. Не выдержал старик такой нервотрепки и умер. От сердечной недостаточности. Как обычный человек. Но умирал с улыбкой на лице. С трагической, но все-таки с улыбкой. Потому что хоть под конец жизни, но все-таки стал человеком, и не только врагов приобрел, но и друзей. И еще понял Кощей, что теперь он на самом деле бессмертный, потому что сделал людям добро и они рано или поздно воспользуются им. И тот, кто отыщет его сапоги, и кто организует их производство, и кто первым полетит на них — тоже станут бессмертными.

Подумал об этом Кощей, страшные складки на его лице разгладились до такой степени, что оно могло показаться даже юношеским, но тут остановилось сердце. Сказался возраст. Многие люди жалели Кощея. Больше всех переживал Эдик и поклялся во что бы то ни стало разыскать чудо-сапоги.

— Я их обязательно найду. Ведь людям тогда станет жить намного легче! — сказал он.

А другой мальчик скептически посмотрел на него: «Зачем искать? Это долго, нудно и обременительно. Лучше быть страшным, чтобы тебя все пугались!» Подумал он об этом, безобразные складки обозначились на его лице — и так резко, что оно стало старческим.

Сидел Кузякин в пивном баре. Пил пиво. С подсоленными сухариками. Чувствовал себя нормально. И захотелось ему поговорить. А сосед по столику попался хмурый. И странный. Длиннющий. С большими ушами. И одну кружку пива тянул целый час. С громадными усилиями, но все-таки втравил его Кузякин в разговор. Начали с погоды и дошли до неопознанных летающих объектов. Кузякин прямо сказал, что все это чушь и ни в какие иные цивилизации он не верит. Сосед еще больше нахмурился. Тогда Кузякин заказал полдюжины пива уже без сухариков и после пятой кружки грозно вымолвил:

— Нету!

— Чего нету? — поинтересовался сосед.

— Нету! — икнул Кузякин. — И все!

— Очень примитивно вы рассуждаете, — загадочно улыбнулся сосед. — Есть и другие цивилизации, и люди, правда, иногда пребывающие в плазменном состоянии.

— Это как понимать? — собрав остатки сознания, спросил Кузякин.

— А вот так, — сказал сосед, — человек превращается в плазму. Это высшая форма существования. Желаете попробовать?

«Не бреши», — хотел сказать Кузякин, но вместо этого почему-то кивнул головой и пробормотал:

— Давай! Только сперва пиво допью.

Кузякин тщательно опорожнил последнюю кружку, после чего сосед вытащил из кармана какой-то предмет наподобие зажигалки, щелкнул им, сверкнул на Кузякина шальным взглядом и исчез. А Кузякин ощутил довольно сильный толчок в затылке и вдруг перестал чувствовать голову, руки, ноги, а потом и все остальное тело. Зато разлилось по нему неведомое ранее блаженство, как будто насосался он воблы с чешским пивом.

— Вы сейчас представляете собой легкое прозрачное облачко, — донесся до Кузякина голос соседа. — Вы — плазма, то есть высшая форма человеческого существования!

«Пусть облачко, нехай высшая форма, на все плевать, когда так хорошо! — подумал Кузякин. — И не нужны мне фирменные джинсы, и не буду я копить деньги на машину, а стану читать стихи, наслаждаться Дебюсси и творить на земле лишь добро!»

Взыграла в Кузякине совесть, оторвался он от пива и поспешил в свою родную контору, поскольку до конца рабочего дня еще оставалось целых полтора часа. Влетел через форточку в актовый зал, а там заканчивается собрание. Выступают его коллеги, приводят цифры выполнения плана и при этом радуются, а некоторые от удовольствия даже потирают руки.