Михаил Шитов - Свидания в непогоду

Теснота была невообразимая, а от адовой трескотни пневматики ломило виски. Андрей Михалыч, на что уж стреляный воробей, сам порой диву давался: как можно в таких условиях ремонтировать технику? А ведь успевали, и монтажникам помогать успевали. И оттого, что делали, казалось, невозможное, ему были любы и такая работа, и такие ребята. Вон как мощно и ловко подхватил Малютка бетонную балку — что тебе автокран! Совсем другая статья Витя Удодов, молодой жестянщик: худенький, невзрачный, а и тот усердно волочит что-то. Не очень давно Витя в «Сельхозтехнике», пришел из ремесленного, но уже в работе поднаторел, в коллективе обжился.

Большое это дело — обжиться в коллективе, стать своим, нужным человеком. Андрей Михалыч на высокие размышления, как и на большие должности, не зарился, — жил обыкновенно, хотя ни себя, ни других людей в этом мире не умалял и делом своих рук гордился. Но сколько он помнил себя — и на заводе, и здесь, в Снегиревке, — он всегда с уважением и благодарностью относился к товарищам по труду. Для него это была норма жизни, иную он не признавал и не мог понять. А она, иная, малопонятная, была совсем недалеко…

Быстро светало. Отдав при обходе два-три распоряжения, Андрей Михалыч вышел во двор.

Утро было безветренное, влажное. Покусывая щербатый ноготь, Лесоханов подошел к неглубокому котловану. По четырем его сторонам каменщики тянули от фундамента разномерные гребешки кладки. На дне чадил костер, копошились подсобницы… Это и была душевая. Вспомнил тут Андрей Михалыч сомнение, высказанное как-то Иванченко по поводу этого сооружения, и, еще погрыз ноготь: «Вот ведь, как в воду глядел…»

Месяца три назад, когда Шустров вернулся из Березова с решением исполкома о реконструкции мастерских, Лесоханов на радостях вскинул треух и готов был схватить в охапку Шустрова: весть была добрая, долгожданная. Тогда же, не ожидая кредитов и утверждения сметы, механизаторы на свой риск приступили к отрывке котлована. Трудились безвозмездно и безучетно, в охотку: размахнись, рука, раззудись, плечо!.. Шустров, обходя площадку, останавливался иногда здесь, бывало и за лопату брался, а чаще озабоченно почесывал подбородок: его и беспокоила эта самовольная затея, и хотелось, чтобы всё обошлось хорошо. Но однажды, побывав в городе, он вернулся не в духе. Пригласил к себе Лесоханова, сказал без лишних вступлений:

— Неважная новость, Андрей Михалыч: душевую нам область не утвердила.

Лесоханов растерянно поморгал:

— Как это? Почему?

— Говорят — нет в этом необходимости. Излишество.

— Кто говорит? Что за чепуха! Вы-то что же — согласились?

— Давайте, Андрей Михалыч, получше разберемся, — заговорил Шустров, осторожно разминая папиросу.

Он не рискнул сказать Лесоханову всего, что произошло в облисполкоме с их проектом. А случилось вот что. Получая на руки проект и смету реконструкции, Шустров увидел, что в обоих документах душевая перечеркнута. Он направился за разъяснением в областную «Сельхозтехнику», но там сказали, что вопрос в принципе решен, а если что не так, посоветовали обратиться к некоему Ивану Иванычу, специалисту по оборудованию мастерских. Иван Иваныч встретил Шустрова любезно и так же любезно заявил, что душевая для машин — блажь, ненужная выдумка. «Но мы уже многое сделали своими силами», — возражал Шустров. «Напрасно тратите время», — ответил специалист и, довольно, кажется, убедительно, растолковал, почему именно напрасно. «Впрочем, — заметил он, — Петр Петрович еще не утвердил смету. Можете пройти к нему, но я всё равно буду против». Шустрову показалось, что Ивану Иванычу не понравится, если он пойдет с жалобой на него к Петру Петровичу, да неизвестно еще, как отнесется Петр Петрович к этой жалобе, к само́й душевой, и он не стал настаивать на своем.

— Давайте разберемся, Андрей Михалыч, — повторил он, стараясь припомнить доводы специалиста против душевой и ничего существенного не вспоминая. — В самом деле, моечные машины у нас будут…

— Вы это серьезно? — усмехнулся Андрей Михалыч. — Они же только для деталей. А наружная обмывка?

— Я понимаю… Но лучше уж действовать по пословице: семь раз примерь — один отрежь.

— В архив пора эту пословицу. Вот! Семь раз отмеряем — только время теряем. Надо один раз отмерять, но наверняка!

Продолжать спор едва ли было необходимо. Но понимая отлично, что для Лесоханова дело было всегда делом и никакой дипломатии в ущерб этому делу он не признавал, Шустров не мог уже просто отступить перед его несговорчивой убежденностью. Отступить — значит показать, что без помочей ты не можешь сделать и шагу; когда же нибудь должен быть этому конец… И Шустров терпеливо и твердо стал говорить, что с душевой этой можно бы и подождать, что уже довольно он взял на себя ответственности, разрешая сверхсметные расходы и, наконец, решительно заявил, что хлопотать он больше не будет.

Андрей Михалыч грыз ноготь и, поершившись, кажется, остывал. Он думал о другом. Всё-таки что-то сильное в Шустрове было, — ведь умеет, если надо, и деньги выколотить, и порядок навести, и не зря же вкраплены в зрачки эти волевые точечки. Но, как бывало и раньше, его смутил непреложный тон шустровской речи, — какое у человека основание считать, что прав только он, а остальные — нет?

— Не надо хлопотать, Арсений Родионыч, — сказал он. — Сами поедем, сами всё уладим.

— Как это — «сами»? Кто «сами»?

— Кто-нибудь из наших ребят. Агеев, хотя бы…

— Это не выход, Андрей Михалыч. Какая разница — кто поедет? Дело в существе.

— Вот именно — в существе («ты ему про Фому, он — про Ерему!» — опять насупился Лесоханов). — От душевой мы всё равно не отступим. Давайте, если хотите, с людьми посоветуемся.

— Чего же советоваться? Отвечать-то нам с вами!

Лесоханов ушел тогда ни с чем. Работа на котловане свернулась, и Шустров, не зная, чем всё кончится, досадуя на эту неопределенность и на себя, в мастерских пока не показывался. А дня через три явился к нему Агеев:

— Арсений Родионыч, от народа нашего просьба: на производственное совещание приглашают.

— Какое? По какому вопросу?

— Да всё насчет душевой…

И вот, прислушиваясь к неторопкому перестуку мастерков, вспоминает Андрей Михалыч это самостийное производственное совещание. Сам он о нем не думал — предпочитал решать дела без лишних дебатов, но стоило сказать в мастерской о судьбе душевой (а не сказать нельзя было), как народ взбеленился. И, чего Лесоханов меньше всего ожидал, — пошли тут разбирать по косточкам Шустрова.

— Ему к чему душевая — руки за спину и гуляй по мастерским, — замахнулся первым Алеша Михаленко.

— А что, — подхватил Миронов, — может, он с коммунальным душем перепутал?