Валерий Осипов - Неотправленное письмо [сборник]

И как зияющая свежая рана, дымилась легкой испариной первая борозда — влажная, темно-бархатная, нежная. И только развороченная земля была перед глазами медленно идущей вдоль первой борозды Сони.

Только она.

Она одна.

Остановилась вдруг Соня. Потухли глаза на ее лице. И стало похоже оно на застывшую маску, на древний языческий медальон, найденный в безымянном степном половецком кургане.

Подняла Соня из борозды свежий ком земли, подержала его на ладони, медленно закрыла пальцами.

И даже от этого легкого прикосновения разрушился комок в Сониной руке.

Наклонила Соня ладонь. Покорно осыпалась земля вниз.

Полз трактор по рассветной степи, волоча за собой плуг с лемехом, и там, где проползал он, оставался глубокий и рваный темно-бархатный след.

В кабине машины, сбив кепку на затылок, сидел счастливый Колька Чугунков. То резко, то плавно двигал он рычагами, прижимал ногой педали, отпускал их.

Вспарывал стальной лемех заневестившуюся целину, переворачивал на сторону дымящийся пласт земли. Тянулась за трактором первая борозда.

И все светлее и светлее делалось в степи, все определеннее становилась линия горизонта.

В кабине трактора, откинувшись на спинку сиденья, пел Колька Чугунков, широко раскрывая рот, покачивая в такт песни головой. Пел Колька, но только не слышал никто его счастливой песни — даже сам себя не слышал он из-за шума мотора, из-за лязганья гусениц.

Неожиданно встал трактор.

Работает двигатель, вздрагивает мотор, а машина стоит.

Дернул Колька за один рычаг, за второй — стоит трактор.

Высунулся Колька из кабинки, оглянулся и…

И увидел Колька Чугунков посреди степи Соню Журавлеву.

Стояла она около первой его борозды, около свежей раны степи, стояла и смотрела Кольке прямо в душу.

— Соня, — тихо сказал Колька и провел рукой по глазам.

— Соня, — повторил он и, спрыгнув на землю, пошел к ней медленно, спотыкаясь на неверных, ставших вдруг ватными ногах.

Он подошел к ней, а она стояла, опустив голову вниз, не поднимая глаз.

— Соня, — в третий раз испуганно сказал Колька, словно не верил в то, что это была Соня, что она действительно стояла в ту минуту перед ним.

Она вскинула голову и ударила его распахнутой настежь глубиной своих раскосых, своих наполненных слезами, своих нежных и диких глаз.

Он попятился от нее.

А она, уронив вниз ресницы, шагнула к нему, шагнула слепо, невидяще, как на плаху, будто полетела в пропасть — безудержно, неотвратимо.

Он стоял, напружинившись всем телом, всей душой, боясь шелохнуться, боясь спугнуть неосторожным движением эту драгоценную секунду. И только губы его бессвязно шептали одно и то же слово:

— Соня, Соня…

Она подняла к нему свое лицо. Глаза ее были закрыты. Из-под ресниц текли слезы. Она потянулась к нему.

Он прижался лицом к ее лицу. Она положила руки ему на плечи. Он наклонился к ней.

Белый Сонин платок упал на свежую пахоту борозды.

Белый, как флаг парламентера.

Вздрагивая радиатором, напряженно и нетерпеливо работал, стоя на месте, незаглушенный трактор.

Встав на колени на самом краю борозды, держал Колька Чугунков Соню на руках и целовал, целовал, целовал ее лицо, ее мокрые от слез глаза, ее волосы.

А Соня, уронив руки, бессильно притягивала его тяжестью своего тела вниз, к земле, к нежному, темно-бархатному следу первой борозды.

Все ниже и ниже к вспаханной целине притягивала Кольку Соня.

Вздрагивая радиатором, напряженно, нетерпеливо, исступленно работал, стоя на месте, незаглушенный трактор.

И вдруг, содрогнувшись особенно сильно, заглох мотор, затих трактор.

И упала на степь тишина.

Оглушительная тишина повисла над степью.

Над раскинувшейся по обе стороны от первой борозды степью.

Над степью, рассеченной первой бороздой до самого горизонта.

Степь, степь…

В мглистом мареве раскаленного воздуха дрожит рваное дымчатое солнце. Клубы серой горячей пыли, будто кавалерийские лавы, проносятся друг за другом по степи. И снова тишина, сушь, зной.

Томится жаждой земля. Словно старческими морщинами, покрыта она сеткой трещин. Как пересохшие губы, взывающие хотя бы о капле влаги, тянутся вверх края трещин.

А в степи снова пыль, ураган, буря. С визгом, с завыванием мчатся навстречу друг другу стаи поднятой в воздух земли, сшибаются, кружатся, налетают на белые совхозные палатки, пытаясь унести их с собой, как добычу, в степь, обрывает ветер с вагончика дощечку со словами «Совхоз Луневский. Дирекция».

…В директорском купе душно, накурено. У окна незнакомый человек в очках заканчивает составлять бумагу. Поставил точку. Взял бумагу, читает:

— «Акт комиссии районного земельного отдела. В связи с неблагоприятными метеорологическими условиями — отсутствие дождей — считать в совхозе Луневский двенадцать тысяч гектаров зерновых как погибшие от засухи. Из районного списка по сдаче хлеба совхоз Луневский исключить».

— Семенной фонд, — говорит человек в очках окружающим его ребятам, — выданный вам под урожай будущего года, спишем по графе убытков. Долгов за вами не будет.

Деловито один за другим подписывали акт члены комиссии. Молча наблюдали за ними набившиеся в купе ребята и девчата.

…Клубы пыли налетели на стоящий у директорского вагончика «газик». Вышел из вагончика, придерживая шапку на голове, представитель районного земотдела. За ним — члены комиссии.

Петр Иванович Груша в рубашке с расстегнутым воротом, с непокрытой головой провожал начальство.

Снова налетел из степи ветер, снова принес с собой клубы пыли. И в этих клубах, как в пороховом дыму, отошел от директорского вагончика районный «газик». Молча смотрели ему вслед высыпавшие на ступени ребята и девчата. Путал ветер волосы на их непокрытых головах, посыпал пылью.

А между гнущимися на ветру палатками, в клубах беснующейся пыли медленно двигался районный «газик», покидая вычеркнутый из списков по сдаче хлеба Луневский совхоз.

Загораживая лицо руками, то и дело поворачиваясь спиной к ветру, торопливо шла между палатками Соня Журавлева. Подойдя к директорскому вагончику, постояла несколько минут позади толпы, провожавшей «газик», потом дотронулась рукой до плеча Кольки Чугункова.

— Ты зачем на улицу вышла? — забеспокоился Колька, протискиваясь сквозь толпу. — Глаза засыплет.

— У нас в палатке девчата вещи укладывают, — зашептала на ухо Кольке Соня. — Верка Звягина всех заводит. Они вместе с Сенькой Сухаренко уезжать собрались.

— Как уезжать? — испуганно переспросил Колька. — Куда?

— Совсем. Домой. Обратно.

Задрав вверх грязные сапоги, молча лежали в мужской палатке на нарах ребята.