Борис Микулич - Трудная година

Сымон же тем временем внимательно присматривался к обстановке, в какой ему предстояло вести бой. Мундир итальянского офицера давал ему возможность бывать на железной дороге, возле военных складов, в здании товар­ной станции. Эта разведка убедила его в том, что ударом в лоб ничего не сделаешь. Охрану несли только немцы, и даже на железной дороге все гражданские были замене­ны солдатами зондеркоманд. Тогда он предложил Крав­ченко трудный, однако и наименее рискованный план — сделать подкоп. Технику этого дела Сымон знал: будучи в лагере, он дважды участвовал в подкопе, чтобы убежать, и дважды срывалось. Но виновата была в срыве не «техника», а люди. Теперь оставалось выбрать пункт, откуда этот подкоп вести. Железная дорога проходила через городскую окраину, вдоль нее тянулась улица, одна сторона которой застроена небольшими домишками, наполовину со­жженными, другая — складами, двери которых выходили на железнодорожное полотно. Какой-то из этих домишек и должен стать исходным пунктом. Перегуд остановил вы­бор на том, что находился метрах в ста — ста двадцати от ближайшего склада. Теперь надо было поселить здесь кого-нибудь из своих. Выбор пал на Дробыша. Его «черная форма» меньше всего вызывала подозрение. Хозяйкой до­мишка была женщина лет сорока — сорока двух, занимав­шаяся мелкой торговлей на рынке. Договорились с нею до­вольно быстро — Дробыш пообещал приносить ей «барах­ло». На Дробышево место, к Феофилу, переселился Игнат. В последнее время на ноге у него открылась рана, нужно было подлечиться, а это отрывало тетю Феню от важных дел. Тетя Феня никак не могла с этим смириться, клялась, что «среди мужиков» командир будет чувствовать себя хуже, но Кравченко настоял на своем. Феофил большую часть дня проводил в хате, и Кравченко удобно было иметь такого человека возле себя.

Между тем Казик, Перегуд, Дробыш и еще один, реко­мендованный Дробышем, парень взялись за «шахту». День и ночь, сменяясь, вели они подкоп, относя землю сна­чала в маленький садик возле хаты, а оттуда, как только опускались сумерки,— в стоявшие неподалеку кирпичные развалины. Медленно, но все же день ото дня увеличивался узкий проход. Он пересек уже двор и повернул как раз к тому месту, где через улицу проходил бетонный мостик водоотвода. Именно этот вариант выбрал Перегуд, когда прикинул, что бетонная труба водоотвода намного сокра­щает путь. Правда, в случае дождя вода могла залить всю «шахту» и погреб, откуда они начали подкоп. Однако «шахтеры» надеялись на то, что погода будет благоприят­ствовать им. Замедлило темп работы другое — за мостом начался трудный грунт, одни камни, да и выносить «отра­ботанную породу» стало дальше. К четверке «шахтеров» пришлось добавить еще четырех человек. Все это усложни­ло дело — руководить четырьмя значительно легче, чем восьмеркой; больше народу — труднее сохранить все в тай­не. Чаще других напоминал об этом Перегуд, который и слушать не хотел о том, что операций может провалиться. Наконец, и хозяйку все труднее и труднее стало выпроваживать из хаты. И тогда Перегуд сделал то, чего, наверное, не сделал бы ни один из «шахтеров»: он открыл хозяйке все карты. Та чуть не упала в обморок. Но Пере­гуд не пожалел красок, чтобы нарисовать выгоду их мероприятия — склад набит заграничными товарами, помолчи — в золоте будешь ходить. И женщина опять стала находить себе дела на рынке, лишь бы только не сидеть дома, и ждала «счастья».

И неделю, и две, и три копали и копали узкий канал под улицей хлопцы — восьмерка отважных «шахтеров» — до изнеможения, до отчаяния. Их подбадривал веселым словом Дробыш — и они снова упорно двигались к цели!

И тут случилось то, что могло случиться каждую минуту, но во что все-таки не верилось. Однажды, когда тетя Феня воротилась домой и только-только собралась перекусить, в комнату ввалились немцы и арестовали ее. Она — спокойная — стояла, прислонившись к стене, смотрела, как враги перебрасывают с места на место вещи, передви­гают мебель, срывают со стен фотографии, рвут половицы, — смотрела и думала: какое счастье, что командир вовремя перебрался к Феофилу. Ничего не нашли, но все же приказали собираться. Вышли. Ей разрешили запереть дверь на замок, будто в этом была нужда.

— А может, вы дозволите передать ключ соседке, паночек?

Белый платок соседки мелькал за изгородью. Немец подвел тетю Феню к изгороди. Протягивая в щель между досками ключ, она сказала:

— Передай куму Феофилу, пусть посмотрит.

Потом влезла в кузов машины, следом забрались и рас­селись на бортах немцы. «Какое счастье, что командир перебрался!.. Хоть бы у них там все было спокойно»,— би­лась мысль, не вырываясь наружу. Только после того как грузовик резко остановился перед зданием гестапо, тетя Феня сама себя спросила: кто засыпал? И ответа не нашла, как ни старалась.

Соседка сразу же побежала к Феофилу. Сидя за тонкой перегородкой, Кравченко слышал ее взволнованный рас­сказ о случившемся. Феофил молчал. Дождавшись, когда женщина выйдет, немедленно прошел к Игнату.

— Что думаешь, командир?

— Думаю о том, что тете Фене будет очень трудно.

— Я не об этом...

Старик, видно, хотел что-то сказать, но — или не был уверен в своей правоте, или боялся, что его неправильно поймут. Он стоял вполоборота к Кравченко, комкая рукой покрашенную в красный цвет марлю, которой были заве­шены двери.

— Я догадываюсь, кто мог донести на тетю Феню. Мы встретили на бирже двух пареньков... Я сказал ей — не подходи, но она перебросилась с ними двумя-тремя слова­ми, они вышли на крыльцо, и она с ними. Потом они втро­ем сидели и разговаривали. Мне она потом сказала — хоро­шие ребята, хотя немного испорченные семьей. Но они ненавидят немцев... Аккурат они и засыпали, больше некому.

— Неприятные?

— Вот не знаю, как сказать, но думаю так... Какие-то они... фальшивые... бакены на лице, а сами лица — как после попойки. Что-то слишком быстро они согласились со старухой, ухватились за нее, как раки клешнями... Бы­ло бы интересно проверить, не придут ли они на квартиру к куме.

— Договорись с этой, что принесла ключ, я посижу у нее в садике, послежу через изгородь... На солнце ногу погрею.

— Лучше бы Казика...

Кравченко взял костыли.

— Нет, Казика не следует отвлекать всякими мелоча­ми. Пусть идет к Дробышу, там поможет.

— Боюсь, как бы и они не засыпались.

Кравченко встал с кровати, на которой он сидел, опер­ся на костыли.

— Трусливых зайцев только и ловят... Ты, отец, лучше передай, что в тетиной хате карантин...

Огородами они прошли в небольшой садик. Феофил отправился в хату — поговорить с хозяйкой. Оттуда он принес постилку и подушку в красный горошек.

— Так я могу и заснуть...