Валентин Кузьмин - Мой дом — не крепость

— Вы — казак? — вдруг спросила меня Ирина с неуловимой иронией.

Будь это пару лет назад, я бы смешался и пробормотал что-нибудь косноязычное. Но я был другой — бывший солдат, бравый, бесстрашный, полный радужных надежд на расстилавшееся передо мной завидное будущее без стрельбы, окопной грязи, госпитальных клистиров и гудения самолетов, будущее, которое мне предстоит штурмовать. Храбро, тоном матерого покорителя женских сердец я ответил:

— Вы — о кубанке? Нет, она всего лишь обманчивая оболочка. Я наследник знатной фамилии, бабке моей подносили еду на золоченом блюде и десятки менестрелей пели под ее окном серенады. Козни злого волшебника, знаете… Я переменю свое рубище на рыцарские доспехи, как только сниму заклятие…

— Вот как? — с любопытством посмотрела она на меня, несколько приотстав от компании, хохотавшей над чьей-то остротой. Я тоже замедлил шаг. — Значит, на вас возлагается многотрудная миссия восстановить былую славу вашего рода?

Я с удовлетворением заметил, что она приняла игру, и продолжал с тем же апломбом нести околесную:

— Да. Я исполню заветы предков. Для начала мне придется заполучить аттестат зрелости, а потом, развернув его, как штандарт, ринуться в схватку…

— С несметным вражеским войском, которое зовется книжной ученостью? — улыбаясь, подсказала она.

— Вы — самая проницательная фея из всех, которых я когда-либо знал…

Я превзошел самого себя — острил, плел всякие небылицы, мне даже удалось рассмешить ее. Мы основательно отстали, не замечая, что на нас оборачиваются, и, бросив дурачиться, разговаривали, как старые знакомые, которые давно не виделись.

Несколько лет спустя она сказала мне, когда мы вспомнили нашу первую встречу, что я был ужасно глуп и самонадеян и она не ушла только потому, что ей показалось, будто бравада моя напускная, а на самом деле я вовсе не такой сердцеед, каким пытался выглядеть.

Слава богу, что она это уловила!

Уже тогда, в первый день, я знал, что влюблен. Окончательно, безрассудно!

Не доходя до садика Свободы, Ирина внезапно остановилась, точно вспомнив о чем-то важном, и сказала будничным голосом:

— В парк я сегодня не пойду. До свиданья. Мне — налево. Вы еще сможете догнать их.

— Но истинные рыцари не бросают даму на полдороге, даже если они заколдованы, — попробовал я испытанное средство.

— Нет. Без шуток. Я пойду одна. Доброй ночи.

Ее бурочки бойко заскрипели по слежавшемуся снежку, не растаявшему днем на северной стороне улицы, а я машинально и уныло побрел вслед, размышляя, не рассердил ли ее невзначай.

Хотел было повернуть обратно, к своему проулку, как вдруг увидел напротив входа в садик, под фонарным столбом с электрическими часами, в любое время суток показывавшими половину седьмого, мужскую фигуру, двинувшуюся навстречу Ирине. Высокий паренек в стеганке, шапке-ушанке и хромовых сапогах. Щеголь.

Я остановился. Если этот хлыщ привяжется к ней…

Но она подошла к нему сама, и они заговорили. Слов не было слышно. Я отступил в тень дерева, но не уходил, ноги приросли к тротуару.

Он что-то предлагал или просил. Она не соглашалась, отрицательно качая головой.

Я покинул свой наблюдательный пост, когда они ушли вниз, к реке, где жила Ирина. Паренек в «хромачах» взял ее под руку, перекинул другой рукой через плечо ее армейскую кирзовую сумку с учебниками. В сорок шестом модны были такие сумки. О портфелях и думать забыли.

Всю следующую неделю Ирина отказывалась от обычной прогулки с классом и убегала домой пораньше. На мой дипломатичный вопрос во время перекура с ребятами во дворе (не помню, как я его отважился задать) кто-то из них ответил:

— Они дружат с детства. Живут рядом. Леня его зовут. Ленчик… Оставь, Жень, тут не прорежет…

Так. Значит, история повторяется.

Но Ирина не была для меня ни Галей Яхно, ни, тем более, Зиночкой. Я стиснул зубы и решил драться.

В классе мы не имели постоянных мест. Садились кто с кем хотел, а учителя сквозь пальцы смотрели на наш кочевой образ жизни. Воспользовавшись тем, что соседка Ирины по парте в этот вечер не пришла на занятия, я нарочно задержался после звонка на урок и, войдя последним, сел возле Ирины. Когда-то я поступил точно так же или похоже, добиваясь взаимности от Гали Яхно.

— Вы не возражаете?

Она пожала плечами, раскрывая тетрадь.

Пол-урока я собирался с духом. Наконец решился и тихо спросил:

— Я вас ничем в прошлый четверг не обидел?

— Вы запомнили, что тогда был четверг?

У меня хватило соображения не балагурить и не валять дурака. Я помолчал, подождав, пока химичка отвернется к доске, и грустно сказал:

— Я запомнил все. Каждое ваше слово…

Она слегка порозовела, не отрываясь от тетради.

— Может быть, сегодня вы пойдете? Не надо нарушать хорошую традицию. По-моему, очень здорово, что класс дружный… Я пока — чужак, но мне хотелось бы стать своим.

— Я… не знаю.

— Ну, пожалуйста. Кстати, сегодня истории не будет… На дворе — снег, я представляю, как красив ваш парк в белом…

Она бросила на меня быстрый взгляд и опустила ресницы.

— Вы до войны не бывали в Нальчике?

— Нет. И жалею. Я жил в Крыму.

Мы стали разговаривать и проболтали всю оставшуюся часть урока. Химичка, молодая прыщавая девица с институтской скамьи, красноречиво на нас посматривала, но замечание сделать так и не осмелилась.

Все было как в прошлый раз. Мы отстали, я рассказывал ей о море, о себе, гораздо увереннее шутил и даже подумал, что не совсем лишен чувства юмора, потому что Ирина смеялась над моими остротами. Она тоже была оживлена, но… опять примолкла, когда наверху, в конце Кабардинской, показалась освещенная терраска, вход в садик. В парк можно было попасть отсюда только через нее.

Я оглядел улицу.

Да. Он стоял там, на прежнем месте.

И я отважился на рискованный ход.

— Ваш друг, наверно, часто имеет возможность бывать в вашем обществе? Может, уступите сегодняшний вечер мне? Все-таки я приезжий… ни разу еще толком не был в парке. Будьте же мне гидом. Я так много слыхал о кавказском гостеприимстве…

— Откуда вы знаете, что он мой друг? — насторожилась Ирина.

— Кто-то из ребят говорил. Ну, так как же? — я заглянул ей в глаза. — Удерем?

Черт его знает, как это у меня получилось, но получилось. Весь мой вид в ту минуту был вовсе не просительным и жалким, как следовало бы ожидать, а подстрекающим, сумасбродно-веселым.

Ирина поколебалась, потом махнула рукой и нежданно-негаданно для меня ответила заговорщическим шепотом:

— А что? Удерем! Но как мы это сделаем?

Я помедлил не больше секунды. И почему-то заранее был уверен, что мой ответ ей понравится.

— Мы не станем прятаться и бегать по закоулкам. Вы познакомите меня с вашим… другом. А потом — вечер наш. Все по-честному. Подходит?