Иван Шевцов - Семя грядущего. Среди долины ровныя… На краю света.

Они решили заночевать не в самой деревне - туда они пойдут завтра утром, - а здесь, в стоге сена. Ночь коротка, долго спать не придется. Дежурство вверяли Казбеку. Сидели на опушке в кустах, ждали, когда стемнеет, чтобы занять место ночлега никем не замеченными, разговаривали тихо, слушая вечернюю тишину леса и далекие деревенские звуки. Тявкнула собака, промычала корова, что-то брякнуло - и снова тишина, пугливая, недоверчивая. Гуще стала лесная синь, поблекли краски неба. Откуда-то снизу (из кустов, что ли) вырвалась струя прохладного воздуха, освежающе приятно дохнула в лицо.

Ефремов с Казбеком стоял в сторонке, прислонившись к сосне, и смотрел в сторону деревеньки. Лейтенанты сидели за кустом орешника. Думали. Напряженно, взволнованно, каждый про себя.

После паузы, глубокой, беспокойной, во время которой мечется мысль в поисках ответа на многие неясные вопросы, Иван Титов сказал вслух, точно вынес на суд общественности:

- А что, если они победят?.. Нет, они, конечно, не победят - это невозможно, победим мы… Ну а если представить себе отвлеченно, что не мы, а они победят?..

- Ты сам себе противоречишь, - быстро ответил Братишка. - Что значит "отвлеченно"? Я и мысли такой не допускаю, чтоб они победили.

- А ты допусти, - мягко настаивал Титов.

- Все могу допустить, - вдруг заговорил, стряхнув с себя тревожные думы, Емельян, - кроме одного: чтоб мы сложили оружие. Не могу представить себя в рабстве. Не могу! Мертвым - представляю себя, рабом - нет! И пока я жив - я буду их убивать. И ты будешь. И Максим. И Ефремов. И твой отец, и Женя. И все - все наши люди… Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Кто это сказал?

- Не помню, - тихо выдохнул Титов. - Но сказано хорошо.

- Отлично сказано! - прибавил Братишка.

Двое суток они жили в этой лесной деревеньке, называемой Заровьем. Немцев здесь не было. Ходили на разведку в ближайшее село Яковлевичи - в десяти километрах. Там был враг.

Недалеко от Яковлевичей гитлеровцы строили аэродром. Работали советские военнопленные. От темна до темна около тысячи человек лопатами выравнивали летное поле, прокладывали посадочные дорожки, рубили служебные здания аэродрома. Все делалось спешно: в три дня аэродром должен быть готов.

Пленных содержали за колючей проволокой прямо под открытым небом, как отару овец. Приводили их туда сразу же после захода солнца и уводили на работы на восходе. От лагеря до аэродрома один километр. Пленных охраняли два отделения. Ночью у лагеря выставляли четыре поста: двое часовых с овчарками внизу, двое - на вышках с пулеметами.

Во время работ на охрану выставлялось отделение в полном составе.

Уже в первый день были попытки побега. Двоим пленным удалось - они-то и рассказали жителям Заровья о порядке в лагере. Двенадцать человек было убито. Жестокостью гитлеровцы пытались вселить в пленных страх и рабскую покорность. Стреляли за малейшее неповиновение, часто без всякой причины: не понравился охраннику взгляд военнопленного - стрелял.

Глебов и его товарищи встретились с бежавшими из лагеря и вместе с ними ходили в разведку. Обо всем расспросили, всякими подробностями интересовались. У них созрел план освободить военнопленных и сжечь постройки аэродрома. Сделать это было не так просто. Предлагались разные варианты. Например, Братишка предложил напасть ночью на лагерь, перебить часовых и выпустить военнопленных. Но осуществить такой план в своем нынешнем составе группа была не в состоянии. Ни Глебов, ни Титов не могли рассчитывать на успех. Иван Титов считал, что лучше напасть на охрану во время работы. Правда, охранников было в три раза больше, чем группа Глебова, при этом рассредоточены они по одному на значительной территории аэродрома, что в данном случае составляло неудобство для нападающих. Учитывалось и то, что при первых же выстрелах на помощь охране подойдет расположенное здесь же на аэродроме второе отделение гитлеровцев, и таким образом силы противника сразу удвоятся. В перестрелке пострадают главным образом беззащитные военнопленные. Наконец Глебов предложил третий вариант: напасть на конвой, когда будут вести пленных с работы или на работу. Это предложение все нашли наиболее приемлемым. Двум бежавшим из лагеря военнопленным Глебов и Братишка передали на время свои пистолеты: решено было и этих двух бойцов использовать в операции. Таким образом, нападающая группа уже состояла из шести человек.

Операцию готовили тщательно: несколько дней подряд всей группой выходили к аэродрому и лагерю, изучали местность, запоминали каждый бугорок и кустик, наблюдали за повадками караула и во время работ на аэродроме, и во время следования на работу и с работы. Решили устроить засаду на пути между лагерем и аэродромом. Распределили обязанности каждого.

Этой первой операции Глебов придавал особый смысл: ее нельзя было провалить. Успех должен окрылить, воодушевить на новое. Все отлично понимали ее значение - шутка ли, вызволить из неволи тысячу советских бойцов, которые завтра снова могут стать в боевые ряды и с удесятеренной яростью мстить врагу. Глебов так и говорил своим товарищам:

- Я считаю, что, если нам удастся наше дело, это будет не меньший подвиг, чем оборона заставы или разгром на шоссе фашистской колонны.

Медлительность была не в характере Глебова, но тут он, к удивлению своих товарищей, медлил с началом операции, и, кажется, без видимой причины.

Братишка горячился:

- Зря время теряем!

- Не упустить бы момент, - ворчал Титов.

Операцию назначили на утро. Накануне днем Глебов вместе с Ефремовым и одним военнопленным пошли к аэродрому на последнюю рекогносцировку, чтобы уточнить некоторые детали местности - нужно было окончательно выбрать место засады. К полудню они вышли на опушку леса, за которой в пятидесяти метрах начиналось поле аэродрома, обнесенное колючей проволокой, и, к своему изумлению, никаких военнопленных не увидели. Аэродром был готов, и на поле стоял легкий, очевидно первый, самолет, совершивший здесь еще утром посадку. Вдоль проволоки лениво расхаживал солдат с автоматом на груди, а вдали, возле деревянного, наскоро построенного здания аэродрома суетились военные. Обстановка, как говорится, резко изменилась. Такого Глебов не ожидал. Он был огорчен. Представил, как отнесутся к этому Титов и Братишка, и уже было подумал сложить с себя обязанность командира группы. Случилось, как на грех: вчера еще Иван с Максимом ходили к аэродрому, видели работавших на ноле военнопленных, а сегодня их и след простыл.

Обеспокоенный, Глебов, не теряя времени, бросился на поиски.

Лесом они прошли на другую сторону аэродрома, откуда, если подняться на дерево, был виден лагерь. Глебов легко взобрался на вершину дуба, взялся было за бинокль, но и простым глазом отчетливо увидел, что лагерь пуст.