Борис Павлов - Айгирская легенда

Вместе с Николаем Санкиным Игорь еще в студенческих научных кружках и конструкторских бюро занимается. Я видел портрет Игоря в институте на доске передовиков. Круглый отличник. Ленинский стипендиат… Широкий диапазон у Игоря. И как только он вмещается в такого стройного юношу? Игорь, выходит, знаменитость — под стать Санкину?

Гляжу на них. Они замолчали. Головы опустили. Словно заугрюмились. Секунду молчат. Десять секунд. Минуту. Видимо, все, что нужно, обговорили. Отдыхают. Я воспользовался затишьем, пододвинулся к ним, раскрыв блокнот.

Но тут подошла Ляля и, озарив нас доброй улыбкой, спросила: ужинать не пора? Санкин кивнул: да, не помешает. И вдруг засуетился. В нем что-то созрело, все настойчивее требовало действий. Он повернулся ко мне и неожиданно сказал:

— Пишите. В бригаде Юры Смирнова были? Были. Это и есть «первый момент».

Санкин что-то сказал Ляле, которая принесла на подносе миски и кружки. Слушая его, аккуратно расставила их, улыбнулась и ушла. Сквозь мягкую улыбку скользнула, как тень, озабоченность. Игорь, ни слова не сказав, встал и бегом — к двери. Значит, сказанное Санкиным касалось и его.

Санкин пришел сюда с объекта. Отдохнул, но не остыл от трассы, хотя он всегда такой, неостывший. Зажигание у него всегда включено. Стоит нажать на стартер. Думая о том, что его тревожило, он быстро-быстро начал рассказывать о бригаде Юры Смирнова, не смущаясь того, что я не успевал за ним записывать. Говорил Санкин тихо. Громкие слова, произнесенные вполголоса, более убедительны. Он это знал. А может, не хотел зря расходовать силы? Я перестал записывать и слушал, как он хвалил бригадира и бойцов. Но вот у него прорвались эмоции. Он воодушевился. И вдруг замолчал. Стал быстро есть гречневую кашу с мясом.

Я осторожно напомнил:

— А «колодец»?

— Ах, да!

Сам же утром обозначил «первый момент» загадочным словом «колодец» и вот забыл. Конечно, немудрено при такой работе. Стоит ли корить Санкина? Разговаривает со мной, и на том спасибо.

Бригада Юры Смирнова строила водозаборный колодец у входа в трубу. Квалифицированные рабочие затрачивают на это дело, сколько вы думаете, рабочих дней? Отвечает: двадцать один! А ребята сделали за сколько? За пять дней! Как удалось? Изобретали. И плюс патриотический дух.

В бригаде Фарита Нуриева были? Были. Это «второй момент…»

— «Второй момент» обозначен словом — «пьедестал».

— Бригаде Фарита Нуриева решено присудить первое место, хотя они в отряде… на последнем, по выработке и плану…

Где же логика?! Опять какое-то противоречие в Санкине. И нераскрытая загадка.

— А «третий момент»? Он обозначен словом «прожектор».

— За третий предстоит еще бороться! При луне и прожекторах. Все?

— Нет.

Санкин виновато улыбнулся: увы, он все сказал. Отхлебнул несколько глотков кофе из кружки и посмотрел на окна. Окна были синими, стали темно-фиолетовыми. Еще немного и зальются чернотой.

Санкин решил все-таки рассказать и про бригаду Юры Леонтьева, про «Лунатиков». Сказал, поморщившись, что простои — дело постыдное. Как воровство. И виновники есть, и причины. Но на них почему-то не обращают внимания. Потому-то и появляются «лунатики»… В бригаде Юры Леонтьева раньше лунные вечера прихватывали, а вот сегодня решили работать и ночью. Сами додумались. Ни он, ни Игорь не намекали даже. А днем, когда катили в бригаду электростанцию на тележке, знаете, на что решились? Бетономешалку вручную крутили. Нашлись здоровые парни. Так боролись с простоями… Вот и на ужин отказались идти, время дорого! Опалубку заполнят бетоном ночью. Бетон успеет застыть до утра. Утром снимут опалубку и пустят на новый фундамент. Таким образом выиграют целый день. Бесперебойный темп. И ритм. И фронт. И план. Молодцы?

Я догадался, что Ляле он, видимо, и дал указание: срочно снарядить ужин для бригады и отправить на объект… А Игорь, видимо, убежал искать добровольцев для экспедиции.

Санкин снова взялся за ложку. Никак не мог осилить кашу, источавшую душистый аромат: мяса много было и лаврового листа. Кофе остыл. К открытой банке со сгущенкой не притронулся. А ведь еще блинчики…

Вдруг вошел Игорь, Санкин поднял на него глаза. Игорь кивнул. Санкин срезал взгляд на окна. И положил ложку. Тихо встал и вышел.

Игорь снова принялся за еду, решив: Санкин сейчас вернется. Ушел подбодрить ребят.

Я спросил Игоря про бригаду Фарита Нуриева. Санкин сказал правду? За последнее место — первое? Не шутка? Не розыгрыш?

Игорь сказал, нет. Требуются разъяснения? Пожалуйста.

Оказалось, что в отряде итоги работы подводят по-новому, ибо «старый, общепринятый вариант» свое отработал и теперь грешит формализмом. А значит, и делу вредит. Это понятно? У них же подводятся не итоги работы, а итоги жизни. А жизнь из чего складывается? Из производства, творческого отношения к делу, рационализации, качества работы, энтузиазма, общественных мероприятий, лекций, песен, спорта, юмора. По этим показателям и определяют победителя. Санкин вначале предложил из такого сплава выделить лишь успехи в производстве, то есть в выполнении плана, а потом учитывать остальное. Игорь возразил. «Возразил» не то слово. Выставил свою программу. Поскольку оценка ставится за «серую» или «яркую» жизнь в бригаде, то главное не это. Ведь успехи в производстве имеют под собой духовную почву, идеологическую. Поэтому духовная жизнь отряда определяющая. Не в здоровом теле — здоровый дух, а наоборот: здоровый духом — здоров! Конечно, отряд, проникнутый духом рвачества, тоже может перевыполнить план. Но рвачи заботятся не о качестве, а лишь о длинных рублях. Это страшно. Так что проценты и цифры имеют под собой тонкую психологическую подоплеку. Санкин быстро решает любой сложный вопрос, а тут растерялся. Долго думал. Вот так же, говорит Игорь, за ужином уладили разногласия. Санкин сказал: согласен. Конфликта не состоялось.

— Бригада Фарита Нуриева по процентам — самая отстающая, — продолжал Игорь. — Но зато «передовая» по другим, так сказать, показателям — рационализации, смекалке, выносливости, дружбе и так далее. Песни тоже хорошо поют и в спорте в хвосте не плетутся. Понятно? Учтите еще трудности, с какими ребята столкнулись. И как при этом работали! В этом «как» все дело.

Все же я выразил сомнение. Мне казалось, что тут явное нарушение чего-то, какое-то мальчишество. Я сказал об этом Игорю. Он глянул на меня с уничтожающим удивлением: не дошло? Глянул с жалостью. С презрением. С печалью. Все эти оттенки в его взгляде мелькнули быстро. Потом взгляд словно замер, ушел в какие-то дали. Юноша глядел мудрецом.

Оставалась еще одна неясность: почему Санкин — «К тому же еще — скалолаз…»? Эти загадочные слова комиссар не случайно же обронил? Или «скалолаз» — чисто символически? То есть путь у Санкина тернист, а жизнь — скала?