Николай Асанов - Электрический остров

«И они уже здесь!» — подумал Орленов, но тут же забыл о них.

Он прошел между крыльями стола так, словно они были нарочно раздвинуты для него, и, остановив­шись перед Башкировым, тихо сказал:

— Георгий Емельянович, вас ожидает делегация филиала с письмом обкома партии. — Хотя он гово­рил тихо, но в это мгновение установилась такая ти­шина, что ему самому каждое слово показалось рас­катом грома.

Башкиров кивнул, спокойно вытер салфеткой губы, и встал. Улыбышев попытался было задержать его, но директор громко сказал:

— Вы же слышите, — делегация!

— Это все орленовские штучки!— прошипел Улы­бышев.

Но Георгий Емельянович вышел из-за стола. Улы­бышев поднялся было за ним, но Райчилин, протянув длинную руку, дернул его за фалды пиджака и уса­дил снова.

В эту минуту Орленов встретил взгляд Нины. В ее глазах был такой смертельный страх, что ему стало неловко, и он отвернулся. За что или за кого она боялась? За свое внезапное возвышение? За бла­гополучне? За нового мужа?

Не все ли равно! Глухая жалость сдавила его сердце. Ему захотелось выйти отсюда и никогда больше не возвращаться, пусть все будет так, как устроилось. Вдруг он увидел на отдельном столе в противоположном углу столовой модель трактора, осыпанную цветами, — триумфатора чествовали по всем правилам! — и усмехнулся. Эта усмешка возвра­тила ему ощущение реальной жизни…

Башкиров ожидал Орленова в дверях. И Андрей, кивнув на прощанье всем и никого больше не видя в отдельности, подошел к директору. Георгий Емелья­нович положил руку на его плечо.

— Что там у вас случилось? Ты выглядел, как плохая новость. И как ты позволил этому пшюту от­бить у тебя жену? И что это за глупость с покуше­нием на самоубийство?

— Слишком много вопросов, — неловко пошутил Орленов. — Отвечать по порядку или выбрать глав­ное?

— Подожди, сам разберусь! — хмуро сказал Баш­киров.— Я вижу, что у тебя и в самом деле плохие новости! Если бы Улыбышев был фараоном или рим­ским императором, он с удовольствием убил бы тебя по обычаям того времени. А что за делегация ждет меня?

— С протестом против фальсификации испытаний трактора Улыбышева. Данные его подделаны…

— Ну, ну, ну! — остановил его Башкиров.— Ты, кажется, тоже готов съесть его живьем? Так не вый­дет! Какой бы он ни был карьерист, но науку ува­жает!

Орленов замолчал. Если когда-то он думал о том, что ему доставит удовольствие увидеть Улыбышева поверженным, то теперь ему хотелось только одного, чтобы все кончилось как можно скорее. Только Улы­бышев мог утверждать, будто труп убитого врага хо­рошо пахнет.

Они поднялись в приемную. Горностаев, Чередни­ченко и Пустошка все еще стояли в тех же прину­жденно-торжественных позах, как будто изображали в греческой трагедии вестников несчастья. Башкиров поздоровался с ними, пригласил следовать за собой и прошел в кабинет.

— Ну, что скажете? — почти враждебно спросил он, усаживаясь.

Орленов понимал его состояние. Успех Улыбышева был неразрывно связан со славой института. А приезд Орленова и его спутников, несомненно, грозил какими-то неприятными последствиями, как бы ни пытался Башкиров отстоять свое мнение об Улыбышеве. И кроме того, где-то в глубине души ди­ректор сам таил сомнение… Слишком уж скоро­палительными методами действовал Улыбышев. Дру­гие сотрудники института, уже и проверив свои при­боры, обычно пытались добиться еще лучших резуль­татов, а Улыбышев шел к цели так стремительно, словно боялся, что его остановят на полпути…

И вот, видимо, его собираются остановить!

Башкиров начал читать письмо Далматова, ни­чем не выражая своих чувств. Далматов написал возражение не только в институт, но и в Централь­ный Комитет партии и в Комитет по премиям. Следо­вательно, скоро всем будет известно, что в институте появился жулик. Не какой-нибудь ошибающийся уче­ный, не просто схоласт, который не видит живой жизни за построенными им схемами, а самый насто­ящий жулик. Украл чужую идею, ничем не обогатил ее, а только испортил, даже украл чужую жену. И теперь — он уже доктор! Сегодня Ученый совет присвоил ему степень доктора за конструкцию трак­тора, степень кандидата наук Райчилину, как со­автору. Башкиров спросил, правда: за что же дается степень заместителю директора? Но и сам не стал настаивать на развернутом ответе, как будто боялся, что если копнуть поглубже, то выяснится, что и Улыбышеву-то присуждать степень не за что.

Но тон, тон письма! Можно было написать то же самое, но помягче! В ученом мире люди не привыкли к таким обнаженным характеристикам и выраже­ниям! А ведь завтра письмо обкома придется огла­сить на чрезвычайном заседании Ученого совета…

Башкиров уже давно дочитал письмо, но все дер­жал его перед глазами, чтобы заслониться от взгля­дов посетителей. Добравшись в своих размышлениях до мысли об Ученом совете, он испытал холодное не­годование против Улыбышева. Ах так! Ну что же, как говорит сам новоиспеченный доктор технических наук: «Ты этого хотел, Жорж Данден!» Ну и получай по заслугам! И напрасно укорять Далматова за тон письма. Тут уже не наука, а черт знает что! Почти преступление! Из письма ясно, какой убыток принес государству самовлюбленный «изобретатель»!

Не обращая более внимания на делегатов, Башки­ров вызвал секретаря и продиктовал:

— Вызовите всех членов Ученого совета завтра к шести вечера. Сообщите об этом также Улыбышеву и Райчилину. Явка обязательна…

Когда девушка вышла, Башкиров откинулся на спинку кресла и внимательно поглядел на Орленова. А он похудел! Не легко, видно, дается борьба с та­ким сильным противником! Честное слово, он вы­глядит почти так же, как в последние дни штурма Берлина.

Ему было и жаль молодого ученого и досадно. Неужели нельзя было все сделать потише, поумнее, и с тем же самым результатом? Разоблачай, если не­пременно хочется, но не выноси сора из избы.

Однако невольная краска стыда залила щеки Башкирова, когда он подумал об этом. Но вместо того, чтобы рассердиться на себя, он вдруг рассер­дился на Орленова и грубовато сказал:

— Ну вот, вы слышали мой приказ? Завтра на Ученом совете я дам возможность выступить с кри­тикой работы Улыбышева. Есть ли у вас еще какие-либо пожелания или новые факты? Нет? Ну, тогда до свидания!

Орленов и остальные вышли.

Башкиров заметил недоуменный взгляд Андрея, почти комический испуг Пустошки, гордое негодова­ние Чередниченко, удивление Горностаева, но не стал вдаваться в объяснения. В конце концов еще неизвестно, кому труднее, ему или Орленову. У Ор­ленова вон сколько друзей! Они его, если надо, под­держат, а каково придется Башкирову, когда на ин­ститут станут сыпаться всякие нападки. А эта де­вушка … Похоже, что она метит на только что осво­бодившееся место в сердце Орленова…