Алексей Котенев - Грозовой август

— Что вы несете, товарищ лейтенант? Как вам не стыдно!

До войны Валерию казалось, что он в первом же бою сумеет удивить всех своей храбростью. В бутугурской землянке он мечтал о горячих боях, головокружительных рейдах, мечтал сражаться эффектно, красиво, но первый же бой на Верблюжьей высоте заставил Валерия взглянуть на войну другими глазами. Война — штука тяжелая, будничная. И не так-то легко отличиться, обратить на себя внимание вышестоящих начальников. Он был ранен, но строя не покинул — повел бойцов на штурм высоты. Втайне ему казалось, что он совершил подвиг. Он даже подумал, что эту высоту с неблагозвучным названием Верблюжья когда-нибудь могут назвать сопкой Драгунского. Но едва закончился бой, как о Верблюжьей сопке перестали вспоминать, вроде и вовсе ее не было.

После боя Валерий написал рапорт командиру бригады, просил оставить его в строю. Но, судя но всему, Волобой даже не нашел времени ответить на рапорт, считая, видимо, поступок Валерия обычным делом. Выходит, кроме перевалов, комбриг и знать и видеть ничего не хочет. Горные хребты заслонили живого человека. Валерию хотелось пойти к комбригу, поговорить, но он не решился: не выносил хитроватого всепонимающего волобоевского прищура. Чего доброго, назовет орденопросцем. Лучше уж помолчать...

— Между прочим, когда меня ранило, первая мысль была — остаться в строю. Бить врага, гнать его с китайской земли, — сказал он Ане, отрешенно глядя в сторону. — А теперь думаю: кто оценит мой боевой порыв? Эх, святая наивность!

— Как кто? Все заметят, кто будет идти с вами рядом, — возразила Аня.

— Замечают, да не всех, — ответил Драгунский. — Вот Сережку, к примеру...

Валерий долго лежал молча, потом снова заговорил про лесную сторожку, где умирал матрос Ураган.

— Хватит вам! Ну что вы наводите скуку на раненых своим Ураганом?

Аня до вчерашнего дня относилась к Валерию так же, как и ко всем другим, иногда просто не замечала его. А теперь ненавидела за нытье и желание казаться необычайно умным и даже за то, что он носит Сережкину тельняшку. Зачем он напялил ее?

«Вот ведь как устроено в жизни: кто постыл — тот рядом, а кто нужен — того не дозовешься», — подумала она, сидя у борта и глядя на сумрачные скалы. Но разве приятно было бы, если бы здесь лежал Иволгин? Нет-нет! Этого она не хочет. Ни в коем случае!

Аня в последние дни редко видела Иволгина. Он раздобыл трофейный японский мотоцикл и носится теперь по ухабам и рытвинам — того гляди, шею свернет. Ходит весь в ссадинах, но даже зеленкой не дает себя помазать.

Мотоцикл Сергей называет «Игренькой». Сегодня он на своем «Игреньке» по заданию комбрига с утра уехал к самоходчикам, и до сих пор от него ни слуху ни духу. Как только поблизости начинал трещать мотор, Аня бросалась к борту.

Валерий терпеливо выносил толчки и тряску. Порой ему хотелось признаться совершенно откровенно: «Милая Аня, это ты, ты моя главная мучительница! Ты причина моих обид и несчастий!»

Но сказать этого Валерий не мог: не позволяло самолюбие. И к чему теперь эти слова? Видел он, как металась Аня у подножия Верблюжьей, искала Иволгина. А утром еще больше утвердился в своей догадке, когда увидел сияющие от радости и мокрые от слез Анины глаза, глядевшие на Сережку. Так бурно радоваться могут только женщины, которые любят.

Утром Аня перевязывала Валерию рану, прикасаясь к ней нежно, осторожно. От этих прикосновений, от Аниной близости Валерию стало приятно, и в душе опять затеплился маленький огонек надежды. Но мимо санитарной машины промчался на мотоцикле Иволгин. Как Аня взволновалась! И погасла надежда Валерия, как гаснет на ветру едва вспыхнувшая спичка.

— Все, решено — подамся в медсанбат! А оттуда попрошусь в другую часть, — громко сказал он, выкинув за борт догоревшую папиросу. — Надоели вы мне!

— Ну и уходите куда хотите, — вспыхнула Аня. — Говорят, походный госпиталь подтянулся к нам. Завтра же отвезу вас, чтобы не ныли...

«Какая-то карусель, — подумал Валерий. — Она — к нему. Он — ноль внимания. И остаюсь я в гордом одиночестве».

Вечером, когда горы уже заволокло вязкой мутью, бригада дотянулась до порожистого ручья и остановилась на ночевку. За танками, вытянувшимися вдоль ручья, в темноте проступали крытые брезентом автомашины, стояли повозки, слышался солдатский говор, звон котелков и уже запахло подгоревшей гречневой кашей, над биваком разнесся голос старшины Цыбули:

— Приступить к приему пищи!

Вероника Бережная послала Аню с санитаром к ручью взять пробу воды для анализа. Ручей мог быть отравлен, было такое предупреждение. Где-то в горах прошел дождь, ручей вздулся, вода залила травянистую пойму. Аня пробралась по камням на глубокое место, наполнила пробирки и отдала санитару. Тот понес их в походную лабораторию.

Послышался близкий стрекот мотоцикла.

— Сережка! — испуганно вскрикнула Аня, когда мотоцикл Иволгина, разбрасывая в стороны водяные брызги, выскочил из тьмы прямо на нее. — У нас нет хирурга, чтобы собирать твои косточки.

— Обойдемся без хирургов, — ответил Иволгин, останавливая мотоцикл.

Бок у него был в грязи, щека оцарапана, видно, шлепнулся где-то. Сергей закатил своего «Игреньку» в ручей и начал смывать грязь.

Ане казалось, что Иволгин катается на мотоцикле ради забавы. На самом деле это было не так. Находясь в головной походной заставе, он не раз видел, как в поисках подходящего пути попусту кружили, точно впотьмах, танки, сжигая драгоценное горючее. «Почему во взводе автоматчиков нет ни одной лошади? Верхом на коне проберешься по самой узкой звериной тропке и разведаешь, куда можно и куда нельзя идти танкам. Будь при мне сейчас Игренька — танковая колонна не сделала бы ни одного лишнего поворота», — рассуждал он.

Раздобыв мотоцикл, он резонно определил, что машина заменит в какой-то степени коня, и стал вырываться далеко вперед и в стороны, чтобы опробовать дорогу и проверить, нет ли где засады смертников. Он использовал мотоцикл и для передачи Волобою разведданных. По рации можно было передавать далеко не все из того, что узнавала головная походная застава. К тому же в горах радиосвязь действует очень плохо.

Иволгин за один день объездил своего трофейного «Игреньку». А потом приучил к нему смекалистого ефрейтора Туза и цепкого до всего Сеню Юртайкина. Мотоцикл стал на вооружение взвода автоматчиков.

— Не знаю, кто на ком больше ездит — я на нем или он на мне? — невольно сказал Иволгин, вытаскивая свой трофей из желтой хлюпающей воды. — Могу подвезти, пожалуйста...

— Спасибо, я еще нужна раненым.

— Доставим с полной гарантией.

— На тот свет в лазарет?

— Неужели я такой ненадежный? Кстати, как там, рука у моего лучшего друга? Подживает?