Алексей Котенев - Грозовой август

«Вот и мечты у меня какие-то ребяческие», — подумал Иволгин и увидел прямо перед собой скалистый бок круглой высоты, которую в мечтах принял за японскую крепость. Скала и скала — голая, скользкая и не такая уж красивая, как показалось издали.

— За мной! Не отставать! — крикнул взводный десантникам, и они побежали к головной машине.

Прижатый к скале, «Бесстрашный» пробирался по узкому карнизу вверх, нависнув над пропастью. Это, кажется, было самое опасное место — даже незначительная оплошность механика-водителя могла привести к беде. Сразу за кремнистым горбом начинался крутой поворот вправо. «Бесстрашный» заскрежетал по камням гусеницами, взобрался на горб и грохнулся носом в крутую выбоину. В этот миг раздался взрыв. Танк вздрогнул и застыл. Вынырнувший из-под обрыва смертник сделал свое дело.

Над башней показался мрачный обеспокоенный Хлобыстов. Стянул с головы шлемофон, бросил на броню и, опершись руками о края башни, хотел выскочить из люка. В следующее мгновение рука у Хлобыстова подвернулась, он потерял равновесие и свалился обратно в люк. По броне ударила неизвестно откуда прилетевшая пуля.

— Танкист, жив? — спросил, прильнув к танку, Иволгин.

— Лоб рассадил... — со стоном отозвался из танка Андрей, — И рация повреждена, — добавил он. — Пусть Бушуев передаст комбригу...

Иволгин тревожно огляделся. За крутым поворотом вправо торчал над пропастью острый выступ утеса, будто киль окаменевшего корабля.

«Бесстрашный» накренился влево и был похож на подбитую птицу, вцепившуюся когтями в камни. Ни с той, ни с другой стороны танк не обойдешь и столкнуть под откос нельзя: в танке люди. А выйти им невозможно — верхний люк под обстрелом снайпера, нижний заклинило взрывом. Лишь одному Гиренку удалось благополучно выскочить из танка. Схватившись за ушибленное колено, механик-водитель принялся костерить автоматчиков, которые, по его мнению, плохо обследовали карниз скалы.

— Ротозеи! Вы мне ответите за машину. Я до комбрига дойду!

— Перестаньте, без вас тошно! — зыкнул на него Иволгин.

Из-под ладони он оглядел склон высоты по ту сторону пропасти, заметил груду камней на замшелом уступе и на всякий случай прошелся по ним длинной очередью. Над камнями закружилась пыль.

— По-моему, он вон на том дубу, — предположил Баторов и тоже дал очередь.

Позади них в молодом сосняке разворачивалась тридцатьчетверка Бушуева. Ее пушка повернулась в сторону пропасти, и тишину горного ущелья разорвал первый орудийный выстрел. Снаряд взметнул вверх комья земли, срезанные прутья кустов.

По склону высоты, заросшему маньчжурским дубом и бересклетом, начали бить танковые пушки. Некоторые снаряды рвались так близко, что подброшенные взрывом камни перелетали через ущелье и как град барабанили по танковой броне. В орудийный гул вливались автоматные очереди. Десантники прочесывали уступы и щели ската, отыскивая засевшего где-то снайпера.

Иволгин крикнул в слуховое отверстие «Бесстрашного»:

— Попробуем подняться наверх!

Прежде чем вытаскивать раненого Хлобыстова, танкисты решили проверить, цел ли снайпер. Над башней подняли черный шлемофон. И сразу же шлепнула пуля. Иволгин поразился: пуля пробила шлем, а выстрела он не слышал. Ясно было, что японцы все предусмотрели и пытаются надолго задержать здесь бригаду.

Иволгин послал разведчиков на противоположную сторону ущелья и пошел к Бушуеву, командиру второго танка, чтобы вместе подумать, как продвинуться вперед. Разумней всего оттащить танк назад на широкую площадку. Но как это сделать, если позади торчит каменный гребень?

Решили попробовать. По сигналу Бушуева танк подошел к подорванной тридцатьчетверке и потянул ее назад. Трос натянулся как струна, машина забуксовала, сбрасывая в пропасть обломки горной породы. «Бесстрашный» не сдвинулся с места.

Пока возились у подбитого танка, снова прилетела неизвестно откуда пуля и ранила в живот сапера Гусева. Он упал на край обрыва, корчась от нестерпимой боли.

«Почему не слышно выстрелов? — уже в который раз спрашивал себя Иволгин. — Не иначе, какая-то хитрость. Но какая?»

Бушуева вызвал по рации «Беркут».

— До каких пор будете топтаться на месте? — сердито спросил Волобой.

— Машина Хлобыстова заклинила дорогу. Обойти не могу.

— Так сбросьте ее к чертовой матери в пропасть.

— В машине люди.

— Эвакуируйте экипаж.

— Нет возможности, по машине бьет снайпер.

— Снайпер? — Волобой повысил голос. — С пушками и пулеметами не можете справиться со снайпером? А что там Иволгин делает? На мотоцикле катается? Передайте ему немедленно мой приказ.

Иволгин по лицу Бушуева понял, что разговор с комбригом принял крутой оборот.

— Вы думаете о судьбе одного танка, — говорил комбриг. — А вы представляете, куда мы идем, черт вас возьми! Или мне приехать и разъяснить, чего может нам стоить ваше ротозейство?

— Будем принимать меры, — ответил Бушуев.

Иволгин понимал, что Волобой ругает их не зря. А если японцы вызовут авиацию или подтянут артиллерию? В узкой щели бригаду можно раскромсать в два счета.

Вернулся Баторов с автоматчиками, доложил, что снайпер не обнаружен.

— Нашли под обрывом гнездо смертника, который напакостил нам, — дополнил его доклад Посохин и бросил под сосенку белый марлевый мешочек с галетами, две банки консервов и пустую бутылку из-под сакэ. — Спьяна он кинулся на танк.

Зафырчал мотоцикл — саперы привезли в коляске дымовые шашки. Иволгин и Бушуев для верности решили ослепить снайпера не только огнем, но и дымом. Снова ударили танковые пушки, заговорили автоматы. Снаряды летели к вершине и на скаты крутобокой высоты, рвались там, разбрызгивая во все стороны каменную россыпь. Скалу спереди заволокло пылью и дымом.

— Поджигай шашки! — приказал Иволгин.

Клубы черного дыма плотно окутали и склоны высоты, и танк, и обрыв, где укрывались автоматчики, — все, что было доступно глазу.

— Теперь пусть целится, — послышался вятский говорок Юртайкина.

— Будем пробовать! — крикнул Иволгин в слуховое отверстие.

— Есть, пробовать! — отозвался в танке наводчик орудия Рагулин.

Он поднялся над башней, ступил на борт тридцатьчетверки и тут же кубарем свалился вниз, больно ударившись о камень.

— Что с тобой? — бросился к нему Гиренок и, оттолкнув локтем Баторова, погрозил: — Ты, пехота, и за него мне ответишь.

Рагулин пальцами сжимал плечо. Из-под пальцев сочилась кровь, пуля попала в ключицу. От боли танкист побледнел, закусывал губы.

Посохин протянул ему фляжку:

— Выпей, паря, полегчает.

Рагулина ранило в разгар артиллерийского обстрела, и это удивило всех: на снайпера обрушился такой плотный огонь, а он продолжал стрелять. Далеко засесть он не мог — издали метко не выстрелишь. А если он близко, почему не слышно выстрелов?