Алексей Котенев - Грозовой август

Комбриг только что допросил пленного поручика и перешедшего к нам офицера войск Маньчжоу-Го. Полученные сведения Волобоя не радовали. Город обороняла большая группировка японских войск. Все, что бежало из блокированного Халун-Аршана, откатывалось с перевалов Большого Хингана и спешило нам навстречу из окрестных японских гарнизонов, — все это скопилось теперь в Холуни. Правда, войска разношерстные, собраны из разбитых частей и разрозненных отрядов. Кавалерийские части Маньчжоу-Го, по утверждению перебежчика, не хотят поддерживать японцев и готовы сдаться. Но тем не менее сил у противника достаточно и высоты возле города хорошо укреплены — с налета их не возьмешь.

Волобой получил довольно полные данные об укрепленных высотах, между которыми должна прорваться его бригада в город. На пути встанут надолбы, два противотанковых рва. Наружный имеет проходы, а внутренний — сплошной, хорошо замаскирован, с бетонированными казематами, ячейками для стрельбы. Выше — траншеи полного профиля, заваленные для маскировки плетнями и укрытые дерном, пулеметно-артиллерийские доты, обнесенные проволочными заграждениями.

Командир бригады уже знал, что слева стоит передовой подвижной отряд стрелковой дивизии с сильной артиллерией и гвардейскими минометами, а еще левее — два стрелковых полка. С запада движутся другие части. Хорошо бы их подождать и брать город с бо́льшими силами, но медлить нельзя. Из корпуса передали зашифрованный приказ Державина — брать Холунь немедленно, потому что с севера сюда спешит на помощь японская стрелковая дивизия. Овладеть городом надо до ее подхода.

Ровно в семнадцать часов самоходные установки с трех сторон ударили по холуньским высотам. Снаряды вздымали мокрую землю, кромсали каменные глыбы, косили под корень деревья. Багровые стрелы «катюш» вонзались в поднятую копоть, рассекали ее на части. Волобой впился в едва видимые сквозь сетку дождя склоны высот, ждал своей минуты.

Подошло время вступать в бой танкам. Хлобыстов нырнул в башню, посмотрел на приборы, желая еще раз убедиться, все ли как надо, и подал команду открыть огонь.

От выстрелов танковых пушек звенело в ушах, ближний склон высоты застлало иссиня-черной завесой дыма, через нее пробивались огненно-рыжие фонтаны взрывов.

За танками двинулась и пехота.

— Вперед! — скомандовал Иволгин, и по склону прокатилось «ура».

Но в это время на вершине зарокотал уцелевший японский пулемет, цепи автоматчиков скатились вниз, к спасительному кустарнику. Хлобыстов с досадой поглядел на вершину. Она была так перепахана взрывами, что цель отыскать было просто невозможно. Где он, этот хитро впаянный в самую макушку дот?

Дважды автоматчики бросались на высоту и дважды откатывались вниз. Разрушить дот артиллерийским огнем не удавалось — снаряды скользили по низкому, покатому лбу дота.

А именно этот дот прикрывал подходы к другим огневым точкам, которые контролировали горный проход в город, держали наши танки.

Командир роты решил еще раз атаковать высоту. Тяжело грохнула танковая пушка, эхом отозвался разорвавшийся на вершине снаряд. За сигнальным выстрелом ударили все орудия. Били хлестко и, казалось, громче, чем днем. Высота стала похожа на оживший вулкан, извергавший в небо расплавленную лаву. Пороховой дым затушевал горный выступ, против которого лежали десантники, и он стал совсем черным, будто его закоптили сажей.

Иволгин отполз в кусты, посмотрел на вершину. Лицо его было грязным, взгляд жестким, на лоб спадал потемневший от копоти чуб, по щекам ползли извилистые полоски от дождевых струек. Ныла ушибленная о камень рука.

Позади лежали автоматчики — ждали сигнала к атаке. Огненные блики метались по их настороженным лицам, по вороненой стали автоматов.

Взводному показалось, что автоматчики сейчас испытующе посматривают на него, взвешивают, чего он стоит. Ведь с него особый спрос — он фронтовик, кавалер ордена Славы. «Но понимают ли они, что на фронте я был просто солдатом, да еще трубачом, а здесь надо командовать — это куда труднее», — подумал он.

Когда стих гул канонады, Будыкин выстрелил из ракетницы.

— Вперед! — вскочил Иволгин, и автоматчики кинулись по склону наверх.

— Ура! — пронеслось по цепи, но возглас этот после артиллерийской подготовки казался совсем слабым.

Перед крутым подъемом, на уступе, усыпанном мелким крошевом камней, Иволгин обогнал саперов, волочивших ящики с толом, взбежал на отлогую площадку, изрытую снарядами, и увидел Баторова. Лицо у Бальжана было красным, в глазах отражался свет взлетевшей ракеты. Рядом с ним бежал с приподнятым автоматом ефрейтор Туз, за ним тяжело топал Забалуев.

Подъем становился круче, ракеты освещали вздыбленную землю, расколотый, полуразрушенный дот. На пути все чаще попадались воронки. В одну из них с разбегу свалился Юртайкин. Расчетливый Посохин обогнул воронку слева, перемахнул через каменный выступ и догнал Забалуева. Они обошли заваленную кустарником выбоину и побежали к зиявшему рваной амбразурой доту.

— Вперед! — скомандовал Иволгин и хотел броситься к умолкнувшему доту, но сдержал себя: вспомнил — он командир и должен руководить боем.

Штурмовая группа Баторова миновала усыпанную хрусткой галькой площадку и оказалась совсем неподалеку от дота с обнаженными и растопыренными железными прутьями. Казалось, еще рывок, еще одно усилие — и дот взлетит на воздух. Но в это время снова ударил пулемет.

— Ожил, шайтан! — выругался Баторов и со злостью глянул на плясавшие в темном проеме амбразуры огневые вспышки.

Забалуев метнул гранату, и пулемет умолк.

Но едва автоматчики оторвались от земли, с вершины снова резанула пулеметная очередь. Прижимаясь к пропахшей дымом сопке, Иволгин с опаской поглядел на вершину и понял, что удерживать голый горб, по которому теперь хлестал японский пулемет, бессмысленно. Открытое место освещали ракеты, рядом чиркали пули, разбрызгивая мелкую щебенку.

— Всем вниз! — подал он команду, а сам, скатившись к краю воронки, отодвинул тело убитого пулеметчика и начал строчить по огненным вспышкам.

В воронку, где лежал Иволгин, сполз Посохин. Увидев командира за пулеметом, подумал :«Вот так, наверное, и мой на фронте егозит...»

— Идите вниз, я прикрою, — прокричал Поликарп, пытаясь оттеснить командира от пулемета. — Не ваше это дело!

— Я кому приказал! — оттолкнул его Иволгин. Лицо взводного перекосилось от гнева: — Вниз! Ты слышишь?.. Пришибу!

Поликарп покатился под откос. На уступе он споткнулся, упал и, запрокинув вверх голову, увидел на том месте, где лежал за пулеметом командир взвода, мгновенную огненно-красную вспышку...