Карпов Васильевич - Командиры седеют рано

– Чего ты меня упрашиваешь? Я и сам приду.

– Сегодня в семь вечера, можешь?

– Могу.

– Считаю, договорились. Адрес у тебя есть?

– Есть.

– Доедешь до Асакинской, а там рядом. Найдешь?

– Да, найду. Езжай.

Жорка побежал. Впрыгнул в кабину.

Набирая скорость, машина покатила дальше.

Сборы начинались завтра. Полковник отвез чемодан в общежитие. Доложил о приезде и пошел гулять по городу. По пути он выполнил поручения жены - купил ей босоножки и лимоны. Ровно в семь часов пришел на квартиру Паханова. Его ждали. Жорка метался по комнате, наводил порядок. Увидев полковника, он поспешил к нему, обнял, встал с ним рядом и сказал Нине:

– Вот это наш командир! - И добавил, очевидно имея в виду свои рассказы: - Тот самый.

Миронов смотрел на Нину. Она была худенькая, чернявая, с очень живыми бойкими глазами. Бывают в школах такие девчонки - боевые, отчаянные, дружат только с мальчишками, за внешностью своей не очень следят, но зато имеют массу преимуществ перед своими тихими подругами. Они умеют лазить по деревьям, играют в футбол, участвуют в набегах на сады, спокойно смотрят, как мальчишки курят или дерутся, и вообще, им доверяются самые сокровенные мальчишечьи тайны. Нина была именно такой. Миронов ожидал встретить видавшую виды, тертую жизнью женщину. А перед ним стояла обыкновенная девчонка, даже не барышня.

– А это - моя Нинка, - сказал Паханов, представляя подругу.

Полковник пожал маленькую твердую руку.

Миронова повели к столу прямо с порога. Наблюдательный полковник отметил: хозяйка-то росла не в семье. Коньяк, шампанское, полный ассортимент консервов, какие только имелись в гастрономе, от сардин до частика в томате. Конфеты-подушечки и тяжелые плитки шоколада «Юбилейный». Чайная колбаса, будто нарубленная топором, и ненарезанная селедка.

Жорка разлил коньяк в граненые стаканы и вдохновенно сказал:

– Давайте выпьем!

Когда прошло первое возбуждение от радостной встречи, Жорка стал рассказывать по просьбе полковника, как сложилась его жизнь после армии.

– Приехал в Ташкент, гложет меня тоска - опять в полк хочу. Тебя вспоминаю, Озерова. Петуха нашего - так бы и побежал назад пешком. Начну дома рассказывать про свою службу, про людей - на меня косятся. Не верят. Мне даже кличку дали - Командир.

– Он о чем заговорит, все одними словами начинает: «мой командир», «наш командир» - вот его так и прозвали, - весело пояснила Нина.

– Хожу я так неделю. Деньги кончаются. Надо что-то думать. Как говорили нам на политзанятиях, экономика - главное. От нее все идет. Странные дела со мной творились. Надену хороший костюм бостоновый, был у меня еще до армии, хожу по городу, и будто мне опилок или волос за шиворот насыпали. Ну, просто не по себе! Ни думать, ни отдыхать не могу. Приду, переоденусь в свое выгоревшее «хб», сапоги, правда, хромовые надену - и сразу будто на свет родился. Так все и приложится к телу. И запах от меня приятный - солнцем, бензином, авторотой нашей пахнет. - Жорка опять шутливо заворчал на Нину: - А эта еще носом крутит: «Мне с тобой неловко». Я ей разъясняю: «Глупая, форма Советской Армии - самая почетная, наша армия всю Европу освободила». Да разве она поймет! С ней политзанятия с самого начала, с Первого съезда, одним словом, проводить нужно.

Нина сидела за столом, положив подбородок на руки, и не сводила глаз с Жорки - любовалась. Но в то же время полковник видел в ее глазах и иронию. Веселый характер, казалось, так и подмывал ее воскликнуть с подковыркой: «Ух, какой ты у меня образованный! Ужас!»

– Поступил я работать в автобусный парк. Работаю.

– Ты б хоть письма писал, Жора, - сказал Миронов укоризненно. - Может, и я что-нибудь подскажу в вашей новой жизни. Посоветую. Может, еще уедете отсюда? Или забыл голубые экспрессы? Южные города, пальмы и море?

– Нельзя с ней на море, батя, - стараясь быть серьезным, сказал Жорка. - Еще в полное доверие не вошла у меня.

В полночь они проводили полковника до такси. Было тепло. Лампочки светили мягким светом. Всю дорогу Жорка шутил над Ниной, а она смеялась - весело и озорно.

Через девять дней Миронов вернулся в полк. Множество дел скопилось у него. Самые разнообразные вопросы ждали решения - учебные, продовольственные, воспитательные, квартирные, технические, денежные, строительные, торговые и многие, многие другие.

А вечером в кабинет командира вошел молодой лейтенант… Он бессильно развел руками:

– Не могу больше. Все перепробовал - не поддается воспитанию. Все нервы из меня вымотал. Невозмутимый. Непробиваемый. Истукан какой-то.

– Что он собой представляет?

– Понять не могу. Дремучей религиозности человек. Фанатик.

– Приходите завтра с вашим фанатиком. Побеседуем. - Посмотрел на лейтенанта, подумал. - Вместе будем разбираться. - Полковник достал блокнот из кармана. - Как его фамилия?

– Ипполитов.

Миронов записал. В ту самую книжечку с потертой обложкой, где среди служебных записей и пометок, понятных только самому полковнику, на одной из страничек поблекшими теперь чернилами была когда-то вписана фамилия - Паханов.