Марк Гроссман - Годы в огне

Размышляя обо всем этом, Важенин вдруг почувствовал сожаление, что он всего лишь сотрудник дивизионки, а не армейского «Красного стрелка», и ему заказаны пути в 26-ю стрелковую дивизию, которая наносит удар по Златоусту с юга.

Балтиец только что перебрался в штаб 1-й бригады и уже успел накоротке познакомиться с ее командирами. Константин Нейман и начальник штаба Михаил Румянцев расстелили перед редактором карту и долго, даже устало разглядывали ее. На схеме от Аршинского до Златоуста не было не только ни одного шоссе, но даже и намека на тропу.

Важенин напряженно рассматривал карту и наконец пожал плечами: ничего не поделаешь, придется пробираться к Златоусту по большаку, по той самой дороге в лоб, по которой двинутся и остальные бригады.

— Не может так быть! — внезапно сказал Нейман, и его яркие темные глаза сердито блеснули. — Есть, должна быть!

Он говорил с сильным акцентом, когда волновался, и хмурил картинно-красивое лицо.

— Что «не может быть» и что «есть»? — озадаченно спросил Кузьма.

— Должна же быть какая-нибудь дорога, тропа, стежка наконец, — проворчал комбриг. — Ведь ходят же как-то люди отсюда в Златоуст. Они могут, и мы можем. Как полагаешь?

Важенин неопределенно покрутил головой. Нейман приказал Румянцеву:

— Выдели взвод, Михаил Андреевич, и найди кого-нибудь из таежных охотников. Торопись.

Через полчаса к комбригу ввели еще крепкого старика, обутого в высокие яловые сапоги, потрепанные, доживающие свой век.

— Местный, отец? — спросил Нейман. — По тайге бродил? В Златоуст хаживал?

— Верно подметил, — покосился дед на статного юнца, перекрещенного ремнями. — А ты кто будешь?

— Это командир бригады, — пояснил Румянцев.

Старик быстро выпрямил грудь, подул в усы, спросил:

— Это, сказать по-старому, генерал? Или как?

— Генерал… генерал… — подтвердил начальник штаба, нетерпеливо теребя усы. — Все вопросы у тебя, дедушка? Ну, коли все, я спрошу.

Старик сообщил то, в чем Нейман, не соглашаясь с картами, был уверен: местные жители добираются от Аршинского до Златоуста через Зверево. Верно, подтвердил старик, никаких дорог туда нет, это карта правильно знает, но нынче лето сухое, и можно добраться в село прямиком по горам и подсохшим болотцам. А оттуда до северной окраины города всего лишь восемнадцать верст. Там путь исправный.

Нейман приказал немедля выступать. Полки тотчас снялись со стоянок и вскоре уже растворились в горной тайге. Впереди колонн, растянувшихся на многие версты, спешили комбриг, начальник штаба и проводник.

Нейман понимал, на что идет. Бригада отправилась в тяжелый неведомый путь на свой страх и риск. Ни Павлов, ни Тухачевский ничего не знают об этом марше. Конечно, Константин Августович мог послать нарочных в штадив с известием о своих планах и дождаться решения Павлова. Но на это ушло бы так много времени, что обход терял почти всякий смысл, — на белых следовало напасть раньше, чем они почувствуют смертельную беду.

Замысел Неймана был прост, опасен, но сулил чрезвычайные выгоды. Противник, естественно, ожидает дивизию с запада, и все его орудия, вся оборона нацелены на дороги, ведущие к Златоусту из Кувашей и Кусинского завода. Красных с севера Колчак не ждет, он знает: там нет путей сообщения.

2-я и 3-я бригады нападут на Златоуст в лоб и завяжут фронтальные бои. Если к этому времени Нейман успеет вывести свою бригаду в тыл и фланг белым и обрушиться на них всей силой полков, судьбу старинного уральского города можно считать решенной. Противник не сумеет перегруппировать войска, попадет под внезапный удар с севера и отдаст Златоуст.

Задача была, конечно, фантастически тяжела. Три стрелковых полка, не считая частей связи, саперов, конницы, пушек, должны были пройти по колдобинам горной тайги, пройти быстро, незаметно, сохранив к тому же надежные, достаточные силы для штурма города.

Да… да… тут надо семь раз отмерить прежде, чем решиться один раз отрезать. Но все же, все же — у всей армии на слуху еще невероятный рейд дивизии Генриха Эйхе по Юрюзани, живой пример удали, воли, воинского созидания.

Разумеется, если Нейману не удастся этот марш, если он не дойдет до города или проиграет бой за него, комбрига накажут без пощады: ибо именно он сломал план наступления 27-й, самовольно увел бригаду по пути, который не был оговорен, даже как запасной, и вот… Ах, без ума и риска еще никто не выигрывал войн!

В разгар марша фортуна стала ускользать из рук комбрига, будто хотела убедить молодого, двадцатидвухлетнего человека, что он взвалил себе на плечи беззаконный и непосильный груз.

Именно здесь, в дебрях, в мешанине тайги и гранитов, подошел к Константину Августовичу командир 235-го Невельского полка Акулов, сказал озабоченно:

— Взвод, который вы приказали выделить перед маршем, только что вернулся из Зверева. Там захвачена дюжина фуражиров противника. Они никак не ожидали красных. Однако совершен крупный промах…

— Что такое? — свел брови к переносице комбриг. — Нас обнаружили?

— Да. Один или два фуражира успели сбежать к своим. Мы теряем главный козырь — внезапность.

Нейман молчал несколько мгновений, хмуровато поглядывая то на Акулова, то на Румянцева. Наконец повернулся к командиру невельцев.

— Прикажите своим людям идти быстрее. Иного выбора нет. Усильте охранение.

На Уральские горы быстро опускалась ночь. Двигаться становилось все труднее, пушки вязли в топях, падали, выбиваясь из сил, лошади.

В черную беззвездную полночь невельцы втянулись в Зверево, занятое красной разведкой. Отсюда на Златоуст шла постоянная линия связи. Нейман, собиравшийся дать отдых измотанным до предела бойцам, внезапно подозвал Румянцева.

— Пусть связисты подключатся к проводам. Узнай, что белые думают о нас.

Подслушивание принесло нечаянную радость. Белый генерал, коему по телефону доложили о фуражирах, выбравшихся из Зверева, всячески ругал трусов, называл их ослами, принявшими чучела в сельских огородах за противника. Он смеялся над ночными страхами солдат и приказал отправить их, негодяев и трусов, в окопы.

Нейман весело усмехнулся. Эти сведения решительно меняли обстоятельства в пользу бригады. И Константин Августович, отменив отдых, приказал немедля идти на Златоуст.

Весь остаток ночи с двенадцатого на тринадцатое июля колонны форсированным маршем продвигались к цели. Те, кто послабее, засыпали на ходу, но товарищи подхватывали их под руки, не давая упасть. Ни звезд, ни огня папиросы, ни голоса. Тьма горной тайги, и тяжелое дыхание сотен людей, изнемогающих под грузом винтовок, поклажи, изнурения.

В пяти верстах от города полки развернулись в боевой порядок. Не обошлось без досадной оплошности. Две части, полумертвые от усталости, столкнулись в темноте и, пока разобрались, с кем встреча, потеряли драгоценное время.