Рафаэль Арамян - Неоседланные лошади [Сборник рассказов]

— Подо мной живет Аревик.

— Об этом ты уже сказала, — снисходительно заметила молодая.

— Она всегда рисует солнце.

— Все дети рисуют солнце, — возразила молодая. — Правда, я не знаю имен детей, которые живут подо мной, но уверена, что и они рисуют солнце.

— Это так, — согласилась старая крыша, — но ты не знаешь, как это выглядит, да и не можешь знать, потому что всего два месяца как появилась на свет. Ты не знаешь, что дети всегда рисуют солнце, они рисуют домик, потом трубу, дым и непременно в углу большое солнце, у которого лучи расходятся во все стороны. Они рисуют солнце даже тогда, когда изображают на рисунке зиму или дождливый день, а вот взрослые не рисуют солнца. Этот человек из мансарды никогда не рисует солнца, хотя он и художник, а если и рисует, то только закат. Каждый раз, когда я его вижу, мне становится смешно: неужели он не замечает солнечных крыш, ведь на них не бывает тени, крыши всегда под солнцем. Лучше быть опаленным солнцем, чем бесцветно прозябать в тени.

Старая крыша снова засмеялась, засмеялась и молодая, и от их смеха клубы дыма всколыхнулись, заколебались, принимая фантастические, причудливые очертания.

И я невольно улыбнулся, потом задумался над тем, что сказала крыша: да, лучше быть опаленным солнцем, чем бесцветно прозябать в тени. А старая крыша продолжала свой рассказ:

— Взрослые не всегда рисуют солнце, дети рисуют только солнце. Недавно я через щель заглянула в квартиру Аревик. Со всех стен сияли солнца, нарисованные Аревик; здесь были солнца всех цветов — оранжевые, золотистые, серебристые, синие, зеленые, желтые, потом были солнца всех цветов радуги, а на одном листке бумаги было нарисовано несколько солнц и дети; вместо воздушного шарика каждый держал за лучик солнце. Так много солнца было в этой комнате, что даже мои привыкшие к свету глаза не выдержали такого ослепительного сияния, и я невольно зажмурилась.

— Синие солнца, солнца всех цветов радуги! — удивленно прошептала молодая крыша.

— Да, всех цветов. Ты еще молода и мало еще видела солнце, солнце еще не опалило тебя, ты не знаешь, что оно бывает всех цветов, ты не знаешь, что, если дети не будут рисовать солнце, весна не придет, не вернутся ласточки, не совьют себе гнездо голуби… Посмотри, как самонадеян жилец из мансарды, наверное, ему кажется, что он принесет весну. Эх, дорогая, смешно, очень смешно. Если дети не будут рисовать солнце, весна не придет, слышишь ты, скучный человек из мансарды, весна не придет.

Старая крыша засмеялась, засмеялась и молодая, и от их смеха снова всколыхнулись, заколебались клубы дыма, смешались в фантастических, причудливых сочетаниях. Это, наверное, весенний теплый ветер смешал клубы дыма, и крыши смеялись, роняя свои прозрачные сосульки.

Перевела Е. Алексанян

Много написано о последней войне, много героического и печального, и же сейчас хочу рассказать об одной забавной истории, которая случилась на Кавказе летом 1942 года.

Наша рота расположилась неподалеку от небольшого прибрежного городка, который лениво разлегся на холмах вдоль серповидного пляжа, и, гордо, повернувшись лицом к морю, не обращал на нас никакого внимания.

Нас, героев этой истории, было человек десять — все, что осталось за два года войны от взвода. Одежда наша была основательно потрепана во фронтовых передрягах, а появиться в городе в дырявых галифе мы не решались.

В тот день, рассевшись, как обычно, в тени на опушке леса, мы, почесываясь, мечтали о разных городских прелестях. Некоторые до войны бывали в этом городке и теперь рассказывали о его кинотеатрах с пестрой рекламой и о городских базарах, заваленных яблоками, грушами, инжиром… да и чего там только не было.

Кто-то вспомнил о мороженом.

Мороженое. Огонь войны… ледяное мороженое!

Разговор уже пошел о чем-то другом, как вдруг один паренек мечтательно сказал:

— Эх, потанцевать бы! В городе и сейчас, наверно, танцы бывают. И танго танцуют, и фокстрот, и румбу.

Мы переглянулись. В наступившей тишине один из нас, бывший музыкант, — мы тогда все были бывшими, — стал насвистывать мелодию знакомого фокстрота. А все остальные, будто сговорившись, разбились на пары и начали танцевать, назло городу и всем его обитателям.

— На войне парни всегда танцуют с парнями, а девушки с девушками, — промолвил бывший писатель, который впоследствии рассказал о войне много печальных и героических историй, оставив на мою долю разве что эту, смешную.

Мы подумали, что, вероятно, были бы желанными гостями в этом городе, если бы… Но ведь не пойдешь в город в таких драных галифе!

— Надо же что-нибудь придумать, ребята, — сказал паренек, который первым вспомнил о танцах. В голосе у него было столько мольбы, что музыкант сочувственно пошутил:

— Так это очень просто. Для чего же существуют фиговые листья?

Танцующие остановились.

— А ведь это мысль. Почему бы не попробовать? — подхватил писатель.

Спустя несколько минут мы уже были в лесу. Надо было видеть, как серьезно и деловито прореживали мы фиговые деревья. Когда листьев показалось достаточно, началось великое преображение. Пришпиливали, приклеивали, пришивали…

Через полчаса мы были готовы к покорению города. Кто-то дал команду построиться, и, провожаемые одобрительными замечаниями всей роты, мы двинулись вперед.

Сверкая свежей зеленью заплат, мы входили в городок.

— Адамы идут!

Воскликнувший это остряк и не подозревал, как прочно прилепится к нам это прозвище.

— Да, война штука сложная, — сказал внезапно бывший музыкант и, как бы в подтверждение своего глубокомысленного замечания, стал насвистывать какое-то забытое танго. От этой легкомысленной мелодии мы сбились с ноги и зашагали как попало, с интересом поглядывая вокруг.

Здесь все было по-старому. Были и девушки, и продавцы мороженого, и большие, разноцветные афиши кино.

Одна из них зазывала на довоенный фильм «Свинарка и пастух».

— А мне казалось, что свинарок и пастухов давно уже нет, — все солдаты, — сказал бывший писатель.

Дойдя до городской площади, мы разделились. Писатель со своими друзьями пошел в кино, двое отправились на базар, а мы с музыкантом поспешили на танцы в ближайший парк, откуда доносилась музыка.

Перед тем как разойтись, мы условились встретиться на городской площади.

— Адамы идут!

Эта весть опередила нас, и на танцплощадке раздался дружный смех.

Парней было мало. Девушки в основном танцевали с девушками, но к нашему появлению они почему-то отнеслись равнодушно.

— Вам бы с ангелами танцевать! — крикнул нам какой-то парень из местных. Он был в восторге от собственного остроумия.

— Как же случилось, браток, что ты не с нами? — поинтересовались мы в ответ.