Борис Ярочкин - Тайга шумит

— Здравствуйте, — сдержанно поздоровалась девушка. — Александр Родионович дома?

— Дома, дома, доченька, проходи, голубушка. — Са-аша, встречай гостью!

Она провела девушку к комнате сына, открыла дверь.

— Александр Родионович, мне очень надо с вами поговорить. Очень! — подчеркнула она и, не ожидая приглашения, тяжело опустилась на стул.

Лицо ее было взволнованно, глаза припухли, — видно, плакала, да и сейчас не смогла сдержать слез. Посмотрела на Столетникова и, закусив нижнюю губу, заплакала.

«Наверно, Михаил Александрович скандал закатил», — подумал Александр и, подойдя к Верочке, ласково положил руку на ее вздрагивающее плечо.

— Вера Михайловна, не надо. В жизни все случается…

— Да, случается… — машинально повторила Верочка и тяжело вздохнула. — Но что, что мне делать, Александр Родионович? Такое творится на душе… Хотела помочь папе… говорила с ним, спорила, доказывала, упрашивала — не помогает, — глотала она слезы. — То рассердится, то не обращает внимания — ничем его не возьмешь!.. Вот и написала… а папа прочитал статью и такое устроил, что я ничего подобного и не видела… Кричит на меня и на маму, ногами топает… Вы обе, — говорит, — решили меня с ума свести, хотите, мол, чтобы я руки на себя наложил… Теперь заперся у себя, что-то бурчит… Что делать, Александр Родионович?

— Не волнуйтесь, Вера Михайловна, ничего ваш отец с собой не сделает… А то, что в газету написали — на пользу пойдет. Сейчас же…

Он задумался, посмотрел в окно. Мимо пробегали ребятишки, вышел из своего дома Павел Леснов, Столетников жестом подозвал его.

— …А сейчас идите-ка да прогуляйтесь вот хотя бы с Павлом Владимировичем. А то берите удочки, на мою долю парочку захватите, а я схожу к Михаилу Александровичу. Проведаю его, да к вам на речку приду. Согласны?

Верочка кивнула головой, Павел обрадованно улыбнулся.

Выйдя на улицу, Столетников проводил Павла и Верочку до дома Лесновых, сам направился к Заневским.

«Это хорошо, что ты, Михаил Александрович, кричал и ногами топал, — думал он, — значит, статья задела за живое — польза будет. А иначе тебя не расшевелишь. Собрание еще будет, не так встряхнут, тогда совсем придешь в себя».

Он поднялся на крыльцо дома, постучал. Вышла Любовь Петровна.

— А я думала это Верочка, — сказала она, пожимая Столетникову руку. — Куда-то ушла и ничего не сказала… — В ее тоне было безразличие, и Столетников, понял, что мысли Заневской заняты другим.

— Что Михаил Александрович?

— Закрылся и, видимо, пьет, — уныло улыбнулась она. — Всегда так после ссор или неприятности… Не советую идти, пусть в себя…

— Нет, нет, обязательно пойду, вы уж не взыщите.

Любовь Петровна пожала плечами, но в глазах ее появилась надежда. Провела гостя к кабинету мужа. Столетников постучал.

— Что надо? Убирайтесь! — послышался из-за двери грубый голос.

Любовь Петровна покраснела, на глазах показались слезы. Стало стыдно перед посторонним человеком. Она хотела что-то сказать, но Александр остановил ее взглядом.

— Михаил Александрович, это я, Столетников.

— А-а, — Александр Родионович! — за дверью раздались торопливые шаги, щелкнул в замочной скважине ключ, распахнулась дверь. — Проходите, пожалуйста.

Столетников посмотрел на Заневского. Взлохмаченный, небритый, в расстегнутой пижаме и тапочках на босую ногу, с помутневшими блуждающими глазами, он выглядел подавленным, уже безразличным ко всему, человеком, которому лень даже причесаться. От него несло винным перегаром, но он старался держаться прямо и казаться трезвым. На столе возле бутылки водки лежал ломоть хлеба, лук и огурцы.

— Пьем? — небрежно улыбнулся Александр. — Ну, что ж, давайте пить вместе, а то одному, верно, скучно?

— С горя, выпиваю… я стакан сейчас принесу… Эх, Саша, Саша, — перешел на «ты» Заневский и похлопал замполита по плечу, — горе у меня. Подумать только, какую пилюлю преподнесла дочка! Опозорила, оскорбила, как людям в глаза смотреть стану?.. Где видно было, чтобы дочь отца… такая уж дочь, ей наплевать, что говорить об отце станут… — махнул рукой Заневский и хотел еще налить водки, но Столетников остановил его, отобрал бутылку и убрал ее под стол.

— Хватит!

— Вас бы так…

— Михаил Александрович, — проникновенно сказал Столетников, — признайся, только по-честному, как коммунист, ведь говорят-то люди правду. Правду и дочь твоя пишет, за тебя, за дело болеет. Или наговаривают на тебя?.. Честно скажи.

Заневский косо посмотрел на замполита, хотел ответить грубостью, но выражение лица Столетникова было доброжелательно и приветливо, и Заневский смутился: встал, тряхнул головой, запустил обе пятерни в густые волосы и задумался. Прошел по комнате, остановился у окна, распахнул его. В лицо дохнул прохладный ветерок.

— Что есть, то есть, — виновато вздохнул он.

— Так зачем же вы закатили скандал и грозились наложить на себя руки?

Заневский покраснел.

«Мало того, что написала, — не глядя на замполита, злился он, — уже успела насплетничать и найти защитника!»

— Да-а, — еще больше краснея, пробормотал Заневский, пряча глаза. — Сказал сгоряча…

Столетников едва заметно улыбнулся.

— Мне твое состояние понятно, — задумчиво проговорил он, — сам пережил немало… Понимаю, но не одобряю…

И, когда Заневский вопросительно посмотрел на него, рассказал о своем настроении после демобилизации.

— Да-а, — протянул Заневский, — все перепуталось, и теперь сам черт ничего не поймет, не разберет!..

— Вы подумайте, разберитесь. И мы поможем…

До начала открытого партийно-комсомольского собрания оставалось полчаса, а в зале клуба все места были заняты. Люди стояли у стен, толпились в проходах, дверях. На сцене, за столом, сидели начальники лесоучастков, замполит. Место директора пустовало. Ждали его.

Начальник пятого лесоучастка Зябликов, добродушный толстяк с редкими клочками волос, обрамляющими плешь, жаловался Столетникову на своих лесорубов. Послушать его — не умеют они работать, в звеньях беспорядок, споры, ссоры, ничем их не убедишь, не проймешь.

— Павел Владимирович, — вдруг сказал Столетников. — А что если мы вас туда пошлем. На время, конечно, пока наладите работу?

— Пошлете — пойду. Только хотелось прежде построить эстакаду…

— А вы не беспокойтесь, я за ней присмотрю. За лесоучасток вам тоже нечего волноваться. Помогите коллеге, пусть поучится… Я не верю, товарищ Зябликов, что лесорубы у вас хуже, чем у других, не умеют работать, — проговорил Столетников. — Кстати, подготовьтесь к выступлению, расскажите нам, как дела идут.

Зябликов побледнел.

«Вот как стоит вопрос! — он отошел от стола. — Выходит, и снять могут? Нет, не может быть! Я не год работаю, полжизни отдал лесу. Ну, есть какие ошибки, укажите, я исправлю…»