Вера Кетлинская - Дни нашей жизни

Вернувшись в конструкторское бюро, профессор дол­го мыл руки, напомнив Котельникову врача перед опе­рацией, и задумчиво сказал:

— Кажется мне, что дело в золотниках. Значения моим словам пока не придавайте. Это, если хотите, ин­туиция. Или первая рабочая гипотеза. Знаете: если со­поставить все истории, которые припомнил этот стари­кан... Впрочем, гадать не будем.

Назавтра он приехал с двумя своими аспирантами и подверг всю конструкцию и все расчеты анализу, в ко­тором как будто и места не было первоначальной до­гадке. Конструкторы помогали чем могли, углубясь в сложнейшие теоретические дебри. Прошла неделя на­пряженного труда, и ошибка была найдена — неудач­ная конструкция «окон» золотника.

Григорий Петрович горячо благодарил профессора и, как был, без пальто, проводил его до машины. Он при­ятно удивился, когда дня через два снова увидел Каре­лина, бодро шагающего через двор по направлению к конструкторскому бюро. Еще через два дня Григорию Петровичу понадобился Котельников, но оказалось, что Котельников поехал в институт, к профессору Карелину, делать какое-то сообщение на кафедре.

Тем временем исправленные чертежи были спущены в цех, золотники изготовлены, регулятор собран и испы­тан. На испытании Григорий Петрович снова увидел профессора. В спецовке и старых, вздувшихся на коле­нях брюках, Карелин оживленно переговаривался с Котельниковым и стариком Перфильевым.

Григорий Петрович подошел поздороваться. Про­фессор, как заправский металлист, подобрал к ладони замасленные пальцы и подставил для пожатия запястье.

— Блестяще работает? — спросил Григорий Петро­вич, с нежностью оглядывая регулятор, доставивший столько мучений.

— Кто? — невпопад переспросил профессор, тут же понял, улыбнулся и пробормотал: — Да, ничего, хорошо.

Он ушел с Котельниковым, не дождавшись конца испытаний.

Регулятор установили на место.

Григорий Петрович не мог нарадоваться, сборщики работали с праздничными лицами, да и все рабочие цеха, проходя мимо стенда, неизменно задерживали взгляд на затейливой надстройке, на сверкающих колон­ках «минаретов», — стоят!

А вечером главный инженер зашел в кабинет дирек­тора и утомленно сказал, как бы продолжая разговор:

— Обидно все-таки, что додумались так поздно и первоклассная машина пойдет с несовершенным регули­рованием.

— Да вы что, Дмитрий Иванович?!

В кабинете было по-вечернему сумрачно. Григорий Петрович включил свет, чтобы разглядеть лицо Алексе­ева. Алексеев сощурился и упрямо повторил:

— Да, отсталое, несовершенное регулирование на машине-красавице! Очень обидно!

— Позвольте! Общепризнано, что более совершен­ных машин ни у нас, ни за границей нет. Проект вы­звал не только одобрение, но и восхищение... Была промашка с этими «окнами», но ее исправили... Про­фессор Карелин — самый крупный специалист в этих вопросах...

— Да, — подтвердил Алексеев. — Именно в содруже­стве с ним Котельников разработал совсем новую схему регулирования. Схему более простую и красивую, более прогрессивную и безотказную!

Он подождал вопросов, не дождался, и сказал с не­обычной для него твердостью:

— На следующих трех машинах придется регулятор ставить новый.

— Но предварительное испытание прошло блестя­ще! — воскликнул Немиров, защищаясь от нового ос­ложнения. — Да что они, шутки со мною шутят?

Алексеев вздохнул и промолчал.

— Вы познакомились с этой их... выдумкой?..

— Да! — сразу оживился Алексеев. — Да, Григорий Петрович! И что же будешь делать, когда техническая мысль не стоит на месте! Новая схема оригинальна и проста, как все гениальное.

— Уж и гениальное! — проворчал Немиров и, как-то странно посмотрев на Алексеева, рассеянно сказал: — Ну ладно, об этом успеем.

Он начал складывать и убирать в ящики стола на­копившиеся за день бумаги, привычной возней смиряя волнение.

Алексеев неподвижно сидел в кресле, грузный, об­мякший, давая отдых всему своему большому телу, раз выпала нечаянная минутка. Ему не нужно было ни спо­рить, ни выслушивать возражения или сомнения. Он понимал и жесткую неумолимость сроков, и рискован­ность переделки «на ходу» одного из ответственнейших узлов машины, и материальные осложнения... Все, что мог возразить директор, Алексеев уже сказал себе прежде, чем прийти сюда.

— Черт возьми, мы не опытная лаборатория, не научно-исследовательский институт, а завод! — с раздражением сказал Немиров, захлопывая ящики, и вскочил с юношеской легкостью: — А в общем, утро ве­чера мудренее!

Выйдя во двор, в полумрак тихого, непривычно теп­лого весеннего вечера, он увидел освещенные окна кон­структорского бюро и свернул на приветливый огонек.

Небольшой дом, окруженный молодыми деревцами, стоял в конце главной внутризаводской аллеи, протянувшейся на добрый километр. Глаз издали при­мечал белые матовые плафоны и зеленые колпачки на­стольных ламп. От домика веяло сосредоточенной тишиной, которую подчеркивала грохочущая неподалеку жизнь производственных корпусов.

«А ведь одного от другого уже не отделишь», — ска­зал себе Немиров, и завод представился ему не таким, каким он ощущал его обычно — хорошо изученным, до конца понятным производством, — нет, сейчас он пред­ставился вечно меняющимся и движущимся, насыщен­ным огромной внутренней работой обновления и роста.

Внезапная мысль, мелькнувшая еще во время раз­говора с Алексеевым, вернулась и заставила Немирова замедлить шаги. Жизнь все время вмешивается, пону­кает, и с прежними соображениями хозяйственника не проживешь — куда там! Был у недальновидных дирек­торов такой идеал — хорошо освоенная продукция неиз­менного типа... А сейчас и не заговоришь об этом: засмеют! Выпускаешь великолепные машины, да еще в этакие сроки, — и все равно: тянись выше, совершен­ствуй... Пусть над тобой висит план, себестоимость... ан нет, выкручивайся и умей делать так, чтоб и одно и другое совместить! Черт возьми, этот злосчастный регулятор вдруг поднял кучу вопросов. Где-то они на­зревали, беспокоили, а тут все сразу вылезли наружу. Формула ясна — технический прогресс. И суть проста: было три центра — наука, конструкторы, производство. Сблизились, сцепились, требовательно воздействуют друг на друга. Складывается новая традиция. Слово для нее найдено теплое, радостное — содружество. И ты, директор, со своими промфинпланами, лимитами, обяза­тельствами, сроками, никуда от этого не денешься.

Он остановился один на полутемной аллее и сам себе до конца уяснил: весь смысл содружества в том, чтобы время между рождением новой идеи и ее вопло­щением в металле сократить. «Значит, моя задача — сделать так, чтобы оно сокращалось максимально быстро. Чтобы весь путь технического прогресса — от каби­нета ученого до станка рабочего — был упрощен и об­легчен».