Михаил Соколов - Грозное лето

— Рады стараться, ваше императорское, ваше августейшее высочество!

Великий князь расслабился и интимно пожурил:

— Не следует так театрально, донцы. Я — солдат и ваш верховный главнокомандующий, и меня надлежит титуловать, как такового.

Казаки замялись, не зная, что ответить, но скоро нашлись, видимо не без помощи своего командира-есаула, и ответили:

— Слушаемся, ваше высочество, ваше высокопревосходительство!

Великий князь согласно кивнул головой, отошел в сторону вместе с Жилинским, сопровождавшим его, и тогда штаб-ротмистр Кулябко храбро выступил вперед и сказал, как рапорт отдал:

— Берлин будет у ваших ног, ваше высочество. В этом убеждены все офицеры вверенной вашему высочеству доблестной русской армии.

Великий князь стрельнул в него издали недовольным взглядом, но ничего не сказал, так как грянул оркестр и начался парад почетного караула, но когда казаки и оркестр ушли с перрона, подошел к Кулябко и густым голосом сказал:

— Благодарю, штаб-ротмистр, но вы, насколько я помню, состоите не по армейской части, а по жандармской и приезжали ко мне при пакете от Джунковского?

— Так точно, ваше императорское высочество, состою по части охраны престола и отечества и имел честь быть при пакете на ваше имя от его превосходительства генерала Джунковского, — не растерялся штаб-ротмистр.

Орлов стоял позади него и готов был сказать: «Однако вы находчивый, штаб-ротмистр», но в это время случилось из ряда вон выходящее: великий князь, подняв голову и совсем став, как каланча, спросил у Орлова:

— Штабс-капитан, напомните мне, где я видел вас?

Орлов выступил из-за Кулябко, козырнул и ответил:

— На Дону, ваше высочество. На пристани станицы Аксайской, к коей вы соблаговолили причалить на пароходе «Хопер».

— И едва не свалился в Дон? — весело прервал его великий князь и спросил: — А подстрелили немецкий дирижабль тоже вы? Из полевой пушки?

— Так точно. Вместе с артиллеристами и поручиком Листовым.

— Похвально. Я повелел оставить в силе награждение вас крестом святого Георгия, хотя штабных офицеров награждать запретил…

— Благодарю, ваше высочество, но, право, я только попробовал, можно ли обыкновенным орудием трехдюймовым…

— Похвальная проба, штабс-капитан. Продолжайте в том же роде, пока военное министерство не поставит нам специальных орудий, — похвалил великий князь и хотел уже уходить, да вспомнил и спросил: — А как там раздорцы, не обиделись, что я не заехал к ним?

Орлов простодушно ответил:

— Обиделись, ваше высочество. Они месяц готовились к этому торжественному событию, но… Значит, не судьба.

И великий князь сказал уважительно и так, чтобы все слышали:

— Передайте раздорцам мое искреннее сожаление, что так получилось. В следующий раз непременно заеду.

— Передам с превеликим удовольствием, — ответил Орлов, козырнул и звякнул шпорами, — но, надо полагать, ваше высочество, что это случится не так скоро. Война… — Сказал и подумал: «Остолоп. Жилинский еще раз отправит на гауптвахту за такую вольность в обращении с верховным».

Великий князь подумал и ответил:

— Да. Война, штабс-капитан… Не скоро удастся поехать на Дон.

Жилинский стоял рядом с великим князем и действительно нахмурился и мысленно погрозился Орлову: «Ну-с, штабс-капитан, вы совершенно распустились и полагаете, что болтаете со своим станичным атаманом на майдане. Срам», а когда великий князь уже пошел, направляясь в город, Жилинский что-то сказал ему, так что великий князь остановился и проговорил возмущенно:

— Какие могут быть еще новые данные о противнике, когда мне ведомо, что оный поспешно отступает от Ренненкампфа? В таком случае Ренненкампф врет ставке? — И, обернувшись к Орлову, спросил: — Это правда, штабс-капитан, что вы располагаете важными данными о немцах?

— Правда, ваше высочество, — ответил Орлов, не задумываясь, и добавил: — Немцы не отступают, а готовятся к контратаке второй армии. Успокоительные донесения командующего первой армией не соответствуют действительности.

— Что-о-о? — повысил голос великий князь и вопросительно посмотрел на Янушкевича, на Данилова, но те в свою очередь вопросительно посмотрели на Орлова и на нашлись что ответить. Наконец Данилов все же нашелся и сказал:

— Вполне возможно, ваше высочество. Барону Ренненкампфу врать — не занимать.

Великий князь возбужденно прошелся взад-вперед возле вагона, а генералы смотрели на Орлова, как на умопомешанного, и словно бы говорили: «Что вы наделали, штабс-капитан? Испортили же все! Вы отдаете себе отчет, что вы сказали его высочеству и что за сим воспоследует, безумная ваша головушка?»

Орановский что-то шепнул маркизу де Лягишу, но тот ничего ему не ответил, а изучающе-пристально вперил взгляд в Орлова и наконец спросил жестко и строго:

— Штабс-капитан, вы совершенно убеждены в том, что вы изволили нам сообщить?

— Совершенно, ваше превосходительство, — ответил Орлов.

И тогда Орановский не выдержал и сказал как бы де Лягишу:

— Чепуха это, ваше превосходительство. Немцы потеряли при Гумбинене половину состава своих корпусов и не способны…

Великий князь бесцеремонно оборвал его:

— Я не с вами разговариваю, генерал. — И повелел властно Орлову — Штабс-капитан, следуйте за мной.

И пошел в вагон.

Орлов хотел было подождать, пока в вагон войдут генералы, но Янушкевич, взяв его под руку, как старого знакомого, сказал подбадривающе:

— Смелее, штабс-капитан, вас ждет верховный. — И негромко добавил: — Молодец, хоть один офицер открыл нам глаза на истинное положение дел на фронте первой армии. Ренненкампф всех загипнотизировал победными реляциями. Я рад, что такой офицер, как вы, был некогда моим учеником в академии.

Орлов признательно ответил:

— Благодарю вас, ваше превосходительство, но, право, я и не знаю, что мне еще говорить великому князю, который, видимо, очень расстроен и сердит.

— Ничего, все будет хорошо, — успокоил его Янушкевич.

Генералы шли за ними следом, молчаливые и угрюмые, и даже не переговаривались.

Великий князь уже бурно расхаживал по вагону-кабинету и не перестал ходить, когда весь генералитет и представители союзных армий вошли в вагон и стали по сторонам его, замерев в ожидании его слов.

Наконец великий князь остановился перед огромной картой, свисавшей из-под потолка вагона, и сказал Орлову:

— Подойдите сюда, штабс-капитан, и покажите, что вы видели с аэроплана и где.

Орлов подошел к карте, бегло посмотрел на бесчисленные флажки, кружочки и стрелы всех цветов и направлений, и удивленно качнул головой, так как на карте все обстояло как нельзя лучше: русские армии наступали, немецкие отступали строго на запад, кроме первого корпуса Франсуа, который на карте значился в Кенигсберге.