Михаил Соколов - Грозное лето

Надежда на секунду растерялась и умолкла, но в груди ее все уже кипело от обиды, от негодования, что он так встретил ее, так разговаривал с ней на вокзале, так кричит на нее сейчас, и у нее сорвались с языка слова, полные ненависти:

— Ты — солдафон. Я не желаю ни разговаривать с тобой, ни видеть тебя. Я устала от такой семейной жизни и не намерена терпеть ее впредь…

И властно позвала извозчика:

— Извозчик!

Извозчик будто ждал ее оклика, подкатил тотчас же, и она села в фаэтон и уехала. Не попрощавшись.

Александр проводил ее белую косынку тяжким взглядом и опустил голову. Вот и вновь они расстались, как чужие. И теперь уже надолго. Что же это происходит с их семейной жизнью? Да, собственно, есть ли она у них, эта семейная жизнь? Такая, как у других? Или они делают вид, что она есть?

Но он понимал: сейчас было не до анализов семейных взаимоотношений; сейчас надо было думать о вещах более важных и серьезных: о том, что и как ему, офицеру связи, надлежит делать и говорить генералу Ренненкампфу. И, подтянувшись, пошел в штаб. Но потом оглянулся и никого не увидел, а лишь услышал отдаленный цокот подков лошадей, но вскоре и они стихли и как бы растворились в ночи.

Еще на главной улице шли солдаты и гулко печатали землю тяжкими шагами: топ-топ, топ-топ…

Об аресте Ленина в Поронине знали все русские социал-демократы, жившие в Швейцарии, из местных и парижских газет и от приваливших в Женеву со всех концов Европы русских политических эмигрантов, и волновались все, особенно близкие к Ленину партийцы-большевики. За что его арестовали австрийцы, какие обвинения ему предъявлены, — никто не знал. Как никто не знал и о том, что министерство внутренних дел России уже послало предписание командующему Юго-Западным фронтом генералу Иванову: по занятии Кракова русскими войсками арестовать содержащегося в тюрьме, в Кракове, Владимира Ленина и препроводить в Петербург.

Вскоре из Вены передали: Ленин обвиняется в шпионаже в пользу России. Потом передали еще: за Ленина будет ходатайствовать Виктор Адлер, престарелый лидер Второго Интернационала и депутат австрийского парламента, и еще один депутат парламента от Львова, доктор Диаманд. И, наконец, стало известно, что за Ленина вступилось много известных польских общественных деятелей, в том числе писатели.

Федор Самойлов нервничал особенно: он и приехал в Швейцарию подлечиться по настоянию Ленина и при его помощи, с его рекомендательными письмами, а до этого две недели прожил в Кракове, видел его ежедневно, наблюдал его работу, помогал словом и делом, посылая его корреспонденции в Россию, в «Правду», своим думским товарищам Петровскому, Бадаеву, Муранову и получая от них газеты, думские материалы, бюллетени заседаний — протоколы. Все это Ленин прочитывал мгновенно и был в курсе всех событий в Думе, в делах большевистской фракции-шестерки, посылал, в свою очередь, Петровскому, Бадаеву или Муранову конспекты их будущих выступлений по тем или иным вопросам занятий Думы, наставления, как вести себя в тех или иных случаях, делать запросы, протестовать по поводу выступлений царских министров, думских правых — пуришкевичей, или кадетов — Милюковых, или крайних монархистов князей, и вновь повторял свои наказы, и советы, и требования делать то-то и то, так-то и так.

И всякий раз сам относил корреспонденции на вокзал к вечернему поезду Краков — Варшава.

Федор Самойлов чувствовал руку Ленина во всей деятельности думской фракции, будучи в России. Теперь здесь, в Кракове, он увидел это собственными глазами и принялся было со всем усердием помогать Ленину, да по его же настоянию уехал в Швейцарию подлечиться. Но теперь еще более он и сам чувствовал присутствие Ленина рядом с собой, слышал его советы, как устроиться с лечением, куда поехать, где подешевле нанять квартиру, к каким врачам обращаться, как экономнее расходовать деньги, откуда лучше отправлять письма в Россию.

И вдруг швейцарские газеты сообщили: Ленин арестован и находится в тюрьме. Австрийскими властями арестован в Галрции. По обвинению в шпионаже в пользу России, русского самодержавия, царизма, с которым он борется всю свою сознательную жизнь. И руководит борьбой против царизма всего рабочего класса, всей России. Можно ли придумать несуразицу более чудовищную?!

Вскоре стало известно из Вены: Виктор Адлер, один из лидеров Интернационала и депутат австрийского парламента, взялся хлопотать за Ленина. Удастся ли ему убедить высшие австрийские власти во всей нелепости происшедшего? А если не удастся?

У Самойлова при одной мысли об этом холодело все в груди. И он совсем забросил лечение, покинул дачное место под Берном и ночи проводил вместе со Шкловским, сидя в темной комнатке, так как свет хозяйка ночью не разрешала включать, и вместе думая-гадая, чем все может кончиться. Но ничего хорошего впереди не видели. Война… Обвинение в шпионаже… Страшно даже подумать, что может быть… вспомнили: не Малиновский ли тут замешан? О нем упорно ходили слухи как о провокаторе, хотя уличить его в этом никому не удалось, даже специальной комиссии во главе с таким мастером выводить провокаторов на чистую воду, как Бурцев. Однако факт остается фактом: Малиновский самовольно вышел из состава думской фракции, которую возглавлял, и из Думы и исчез. Все это произошло после отъезда Самойлова в Швейцарию на лечение, но Ленин писал ему из Поронина, что Малиновский потом околачивался там, в Поронине и Закопане, ни с кем в связь не входил, вел незавидный образ жизни, пьянствовал и вдруг исчез вовсе.

Самойлов знал его по Думе как председателя большевистской фракции и удивлялся: ну, ушел из Думы, вышел из фракции, уехал за границу. Но почему же здесь не входит ни в какие связи со своими же партийцами-большевиками? Значит, темная душа? И поэтому он убрался подальше от России? И теперь «парижане» говорят, прибывшие только что в Швейцарию: видели Малиновского пьяного, ни с кем не общается, плачет, жалуется, что ему никто не верит…

Надежда Константиновна писала Самойлову в Берн: Ленин, узнав, что Малиновский околачивается и пьянствует в Поронине и Закопане, и скулит, что ему никто не верит, и даже плачет по пьяному делу, сказал однажды:

— А если все это — правда и Малиновский действительно провокатор? Чего ради он ревет белугой, жалуется, что ему не верят, коль за ним нет вины? Подозрительно все это, но…

Малиновский был крупнейшим провокатором, завербованным еще до его избрания в Думу по Москве, был избран по рабочей курии, но шеф жандармов Джунковский порекомендовал председателю Государственной думы Родзянко убрать его из Думы во избежание крупнейшего скандала, если эсдеки узнают о его подлинном лице. А когда Родзянко огласил заявление Малиновского о сложении с себя полномочий депутата и провел решение об удовлетворении его просьбы, Малиновский получил от генерала Джунковского жалованье провокатора вперед за шесть месяцев в сумме шести тысяч рублей, заграничный паспорт и уехал из Петербурга немедленно.