Ольга Гуссаковская - Ищу страну Синегорию

На свете очень мало людей, умеющих хорошо провести воскресенье. Наверное, потому, что от этого дня слишком многого ждут.

Так и у нас на бурах. Чего только не собирались сделать сегодня! И провести волейбольный матч «собашников» и «итээра», и сходить за смородиной, и поохотиться на уток и куропачей.

Но вот уже одиннадцатый час, а все словно вымерло. Только псы ворчат, вызывая друг друга на бой. Но никому не хочется драться. Вконец обленившийся Ландыш трется боком об угол «бабьей республики». В глазах у него сонная одурь. Наверное, объелся окурков.

Из домика «собашников», не торопясь, вышли Толя Харин и кузнец Митя. Пошли на речку ловить хариусов. Это мне на руку — легче сготовить обед.

— Ребята! Нас не забудьте!

— Ладно-о-о… — доносится с речки.

От нашего домика рыбаков не видно — слышен только сердитый Митин голос (как всегда, «оттягивает» малорослого Толю за то, что тот не идет «на глубь»), взлетают фейерверки брызг и лают псы.

«Нетрудовое» население уже все собралось на берегу — и собаки и ребятишки. Даже Ландыш приплелся. Этот бездельник скоро начнет и сырую рыбу есть. Если бы он был человеком, он, наверное, изобретал бы коктейли.

Рядом со мной на жухлой траве лежит Женя. Перед ней учебник с длинным названием. Женя собирается поступать в институт.

Сколько раз уже приходила мне в голову мысль: как у Жени все до зависти просто! Росла в большой дружной семье, училась со своими сверстниками. Наверное, это очень хорошо — учиться вместе с теми, с кем растешь. Мои школьные годы — бесконечная смена лиц. Тетя Надя кочевала из города в город, а я из школы в школу. Маме было все равно.

После того как она узнала, что отец погиб, она словно перестала жить. Ее дни наполнила суетливая деловая мелочь. Она резала, штопала, шила какие-то никому не нужные переднички и платочки. Глаза болезненно щурились. Она стала бояться шума, света, избегала людей.

Кому тут было дело до того, учусь я или не учусь? Уж, конечно, не тете Наде. Ее беспокоило лишь одно: чтобы я пошла «по приличной дороге». Иными словами — не на фабрику и не на стройку, а только в учреждение. Да, Жене легче и дорога ее прямей.

Но почему-то страница в учебнике все одна и та же. Рыжие муравьи давно уже тянутся по ней прерывистой нитью. Потемневшие Женины глаза смотрят в одну точку. Где бродят мысли?

— Лена! А как по-твоему, наш новый начальник хороший человек?

— По-моему, да.

— А почему он к Федору Марковичу на именины идти отказался?

— Ну этого уж я не знаю… Может быть, Кряжев несимпатичен ему. Он человек нелегкий, сама знаешь. С таким не сразу поладишь.

Женя вдруг резко поднимается. Муравьи удирают врассыпную.

— А Костя говорит, что это я ему нажаловалась! И никто мне не верит.

Именины старика Кряжева — большое событие. О них говорят уже несколько дней. Всем известно, что у Марьи Ивановны припрятана где-то пара ящиков водки, хотя на полках ее «каптерки» давно не видно спиртного. Почему Алексей Петрович отказал старику, я действительно не знаю, но Жене мне хочется помочь.

— Брось! Мало ли кто что говорит. Хочешь, я сама поговорю с начальником?

Женя вспыхнула.

— Не надо! Он еще подумает — испугалась! «Он» конечно, не начальник, а Костя.

Поди разберись в Жениных настроениях! Но мне-то не все ли равно?

— О чем, бабоньки, шумите?

К нам незаметно подошел Толя. Он вымок по пояс, но зато в руке полное ведро серебристых хариусов. Теперь он по традиции будет обходить домики, всем предлагая рыбу. Следом за ним — все псы и Ландыш.

— Да мы не шумим, Толя. Просто я подумала, не хватит ли в молчанку играть? Новый начальник вроде бы человек дельный. Пусть узнает про все кряжевские фокусы.

Толя поставил ведро на землю (туда сразу же сунулось полдесятка собачьих морд; он, не глядя, распихал псов ногами).

— Ты здесь новых порядков не заводи! Ишь, что захотела! Начальник-то поживет здесь пару дней, да и на базу утянется. Его, поди, там семья ждет, а мы кашу расхлебывать будем. И что тебе — денег, что ли, жалко стало? Не ты же Кряжеву платишь…

И тут деньги! Везде только деньги… Сразу расхотелось спорить.

Женя, вздохнув, перевернула страницу. Толя, решив, что все в порядке, улыбнулся и щедро «налил» мне в таз рыбы. Именно «налил» — про хариусов иначе не скажешь. А у Жени по странице вновь бегут рыжие муравьи.

…Алексей Петрович появился неожиданно. Вышел из-за домика. Следом трусцой — прораб и запыхавшийся Лева. Видно, «уходил» обоих, а сам такой же, как был. Только глаза сощуренные, злые.

— Вы закрывали скважины на двенадцатой линии Удачливого?

— Я…

Женя встала совсем как набедокурившая школьница. Даже руки держат воображаемый кончик фартука.

— Алексей Петрович! Я знаю, что скважины недобурены! Сначала не видела, потом говорить боялась. А сейчас все равно — пусть хоть уеду отсюда. Это Кряжев делает… И все знают. Он тоже знает. — Показала на прораба. Тот улиткой втянул голову в плечи. На минуту все опасливо стихло.

— Женя говорит правду, — подтвердила я.

Не знаю, что заставило меня сказать это. Ведь еще за минуту казалось, все равно. Мало ли какой несправедливости не видела раньше? И вдруг поняла — не могу молчать, не должна… И дело не только в Жениной судьбе, но и во мне самой, в моем завтрашнем дне.

— Это какую такую правду?! Старого мастера грязью обливать — это правда?!

Кряжев не говорил — гремел. Кто-то успел предупредить его.

— И кого слушаете?! Девчонок! Дела не знают, а туда же. Вы поспрашивали бы, чему Женьку эту учили, коли она азов не понимает!

Женя невольно отступила на шаг. Казалось, Кряжев сломает ее пополам, как хворостину.

— И все-таки это правда! И незачем сединой обман покрывать! — упрямо повторила я.

Было до странности просто. Только легонький озноб пробегал по коже. Я не боялась, хотя отлично знала, что Кряжев ничего не простит. Я перешла границу облегчающей лжи. На той земле, где я сейчас стояла, была возможна одна правда. Любой ценой.

Алексей Петрович всматривался в лица. Конечно, он отлично знал, что кто-то виноват, может быть все.

— Вот что, товарищи, ссориться у печки — не дело, двенадцатую линию придется проходить заново. Остальные — проверить. О том, кто прав, кто виноват, поговорим на собрании. Не сегодня. Мне еще надо кое в чем разобраться. Очень прошу — до времени счетов не сводить.

Линия рта пряма до жестокости, глаза холодные, светлые. И все-таки… я верю этому человеку, верю, что силу свою он не обратит в зло. Я понимаю: здесь нужна эта сила. Может быть, нужна и жестокость. Но если за ними стоит правда, все будет хорошо.