Александр Бирюков - Свобода в широких пределах, или Современная амазонка

Базарная (Света, кажется) нашла себе дело скоро: постояла за спинами амазонок, слюнявя, обсасывая кончики воротничка (а что с нее взять? это у Тургенева, кажется, такая дура, что только тряпок не сосет) и смешно отшатываясь каждый раз, когда та или другая, не видя ее, вспархивала, чтобы переместиться по другую сторону стола или еще куда-нибудь, но потом ее спросили: «Клеить умеешь?», и Света что-то промычала про свои в этом деле необыкновенные способности, еще в детском саду заметно отличалась — ну вот и клей, пожалуйста! А Нина все так и пребывала столбиком, не зная, как себя приспособить, — было ей хорошо, приятно даже здесь находиться, но ведь без дела нельзя, поглядят-поглядят и прогонят. И тут ее Зонтик выручил.

— Девочки, — сказал Бубенцов, он наверняка у них вроде редактора или наставника был, — а не завести ли нам новую рубрику — «Трибуна первокурсника»?

Амазонки отнеслись к этому предложению без особого энтузиазма, реплики были в диапазоне от «ну их на фиг, чего этим малявкам еще отдельную рубрику давать?» до «ладно, пускай проявляются, а материал где?».

— Попробуем-попробуем, — заводил их Зонтик. — Вон у вас дырка, кажется. Садитесь, пишите, — это уже Нине. — Сейчас все будет готово, — это опять амазонкам, чтобы не очень шипели и крыльями хлопали, хотя откуда у амазонок крылья? И плащей они, кажется, не носили, так что сзади развеваться нечему вроде.

Так что же написать? Это легко сказать — сейчас будет. А что готово, если в голове ни одной мысли? Мне голос был он звал утешно… Вот и Анна Андреевна заранее соболезнует: хотелось в эту компанию попасть — попала, а зачем? Но что же еще?

— Я подумаю, — сказала Нина и вышла в коридор, чтобы собраться с мыслями и правда попробовать чего-нибудь сообразить, не испытывая этого угнетающего и ослепляющего сияния, исходящего от несравненных девиц.

— А если вот про это? — спросила она себя, стоя под куполом и глядя на опустевшую сейчас, после обеда, лестницу, когда занятия кончились и, все разбрелись кто куда, в основном в читалках сидят.

Вот про это! И сразу пришел заголовок — «Блестящий марш амазонок, и вообще». Под него стремительные длинноногие амазонки, скинув свои изумительные мини и все остальное (но это, конечно, между строк и даже еще глубже), идут на приступ мира, и он рушится и вопит под их острыми шпильками, укладываясь в новый жесткий порядок, который исходит из просторного кабинета с темной полированной стенкой.

Бубенцов, посапывая, пробежал глазами лишь несколько строчек, а потом вернул ей исписанный с двух сторон листик.

— Ну-ка, читай сама! А вы слушайте! — это поглощенным своими делами амазонкам, те, недовольные, отвернулись от столов.

— Блестящий марш сегодня и всегда! — выкрикнула назло им, психуя от страха и восторга, Нина, и полетели эти фразы, как дым боевых сражений, как грохот мчащихся навстречу врагу коней с изготовившимися к стрельбе амазонками, как победный клич, вырвавшийся в единый миг из тысяч грудей, до тех пор пока все не смешалось в общий гвалт в этой маленькой аудитории с оттесненными к стене стульями и распростертым, как флаг будущих побед, полотнищем газеты «Экономист».

Это была победа! Кажется, только Светка Базарная, испуганно перебегавшая взглядом от одной вопящей амазонки к другой, не понимала этого, как и всего того, что здесь сейчас творилось. Но что с нее взять? Ей замуж прямая дорога, чтобы хоть фамилию свою позорную сменить. Дура-ренегатка, что с нее взять?

Теперь все зависело от Зонтика, старого, могучего не то предмета, не то явления, способного сейчас или прикрыть всю эту шумную шарагу, распустить редакцию по домам (но тогда прости-прощай новый номер газеты, а он не какой-нибудь — праздничный, как же в праздник без газеты обойдешься?), или согласиться с этой дерзостью, санкционировать ее, прикрыть своим авторитетом, положением, еще бог весть чем.

— Не пойму, — сказал Бубенцов, — отчего вы все такие бунтари? Все, кажется, хорошо и ясно, а вы игры какие-то устраиваете.

Он еще развивал и развивал свою ворчливую мысль, но главное слово, которое все решило, уже было произнесено — «игры». Ну конечно это игра, игры, если угодно, так как играет сразу много человек и не один день и месяц — здесь множественное число больше подходит; игры. А потому чего во всем этом страшного — игры ведь, поиграем и забудем, отчего бы не поиграть, и когда еще играть, как не в молодости? На этом основании заметку Нины решили поместить, только сменить рубрику: вместо «Трибуны первокурсника» («Нечего с такой дурью вылезать на трибуну, — сказал Бубенцов. — Бузите где-нибудь в коридоре или на лестнице, если так хочется») поставили «В порядке обсуждения» («Всыпят вам на орехи в следующем номере более умные девушки, — все тот же Зонтик, — и мне заодно. Ну да уж ладно, веселитесь пока»).

И они веселились. Быстренько заметку перепечатали, наклеили. А когда Нина вспомнила про это самое «ка» — «ЭКОНОМИСТ(ка)», где КА — это Крылатые Амазонки, наступило и вовсе ликование, а Бубенцов, не желая видеть этот разгул страстей, переходящий в вакханалию, ушел, бежал, можно сказать, — вот он, первый поверженный, хотя Зонтика, конечно, никто топтать не собирался, он еще пригодится и выручит не раз.

Через день или два газету повесили (там еще нужно было что-то подрисовать), а через час тот же Бубенцов неумело приклеивал на место Нининой заметки какой-то срочно изготовленный листик, но заметку уже успели прочитать, о ней знал весь факультет, и КА стало общественным явлением, тем более что на эти буквы, скромно приклеившиеся к названию газеты, взыскатели сначала не обратили внимания.

Вчера еще безвестная первокурсница Н. Дергачева в считанные часы стала знаменитостью, и спустя еще много дней Нина чувствовала, как ее рассматривают, слышала шепотки за спиной. Это очень походило на ту далекую школьную ситуацию, когда она тоже прогремела и все ждали от нее чего-то и вовсе фантастического — полетит или не полетит. Но теперь-то она не первоклассница. Так что пусть глядят и шепчутся, она знает, что она может и чего хочет. Вот, пожалуй, что важнее всего — чего она хочет.

Чернеет дорога приморского сада желты и свежи фонари я очень спокойная только не надо со мною о нем говорить

О ком «о нем»? О будущем, конечно. А вы о них только и думаете. Стоят ли они того?

Бодрящая пробежка утром невзирая на погоду (даже в худшем случае — это лучший магаданский вариант), чашка любезного растворимчика — и дальше день летит стремительно и точно, как верно пущенная стрела. Не хватало только, пожалуй, тира и приятных ощущений от стрельбы, ну хотя бы два-три раза в неделю. Но тут уж ничего не поделаешь. Нет стрелковой секции в спортклубе МГУ на Моховой — есть легкая атлетика, гимнастика, игровые виды, даже бадминтон затевают, а стрелять извольте на Ленинских горах. Но это, когда живешь на Стромынке (в Сокольниках), учишься в центре (на Моховой), — еще ездить на другой конец Москвы, на Горы… Далековато, черт побери, хотя и прямая линия от Сокольников до университета на Горах, но остановок много, и там от метро дойти, здесь от метро до общежития — слишком долго. Так что обойдемся без стрельбы, хватит и утренней пробежки для поддержания спортивной формы.