Владимир Ханжин - Красногрудая птица снегирь

— Ох и шило ты, Марк Денисович.

…Порасспросив Готовского о Ручьеве, Долгушин сказал:

— Это что же, ручьевцы хотят у Баконина из-под носа горку увести? Надеются, что я, как бывший ручьевец, посодействую?

— Марк Денисович, но и доводы у них серьезные.

— Отложите до прихода Зоровой. Я еще кое-кого пригласил для верности. Как там Пирогов?

— И как вы, Марк Денисович, всех в голове держите!

— Ну, Пироговых-то у нас… Мне Баконин по телефону рассказывал: досталось человеку — не приведи бог!

— Но и опускать руки он тоже не должен.

— А он опустил?

— Ну, я не знаю. Это я просто так. У нас в Старомежске, Марк Денисович, у одной учительницы из нашей железнодорожной школы грузовиком насмерть дочь задавило. Красавица девушка. И, кроме нее, у этой учительницы никого не было. Документов-то при девушке не оказалось, милиция только к вечеру установила, кто такая. Сообщили матери, пригласили труп опознать. Вечером это все было. А утром учительница точно к звонку в школу пришла, дала уроки. Вот это человек! Так и мы должны. Каждый на своем посту. Что бы ни случилось, оправдывай, раз тебе партией поручено.

«Вон ты как, — раздумывал Долгушин, — у начальства красного словца не жалей, перебор вреда не принесет. Примитивно, но надежно».

— Сколько вам лет, товарищ Готовский?

— А что? На здоровье не жалуюсь.

— Все-таки?

— Шестьдесят два.

— Молодцо-ом!

Готовский улыбнулся, польщенный:

— Мне всегда на десять меньше дают.

— Насчет той учительницы, товарищ Готовский: знаете, я бы такого железного человека не только к воспитанию школьников, но и к воспитанию солдат не подпустил.

Вошла секретарь и доложила, что в приемной главные инженеры с двух отделений Средне-Восточной — Зорова и Баконин.

Задача усложнилась, На каждый ее, Зоровой, довод будет контрдовод Баконина. Она привезла докладную: анализ обстановки на отделении и дороге. Докладная с несокрушимой последовательностью подводит к мысли: Средне-Восточную перестанет лихорадить лишь в том случае, если Ручьев-Сортировочный оборудовать механизированной горкой. Но ведь и Баконин, видимо, приехал не с пустыми руками. Она готова пустить в ход весь арсенал своих хитростей, но и Баконин не простак. Она — женщина, ее обаянию нелегко противостоять: не раз выбрасывали белый флаг крепости, давали трещины линии обороны. Но Долгушин и Баконин давно знакомы. Один был в Ручьеве секретарем горкома, другой начальником политотдела.

И все-таки Зорова быстро справилась с растерянностью, которая овладела было ею, когда она увидела в приемной Баконина. В кабинет к Долгушину вошла вся подобравшись. Она жаждала сражения. Посмотрим, кто кого, ненаглядный, драгоценный мой Михаил Сергеевич!

И, помимо всего, Долгушин — не последняя инстанция. Совсем неплохо, если возникнет повод побывать у кого и повыше.

— Итак, — начал Долгушин, — возникла вроде бы конфликтная ситуация: два отделения — две заявки на мехгорку.

Зорова, немного задетая, — не привыкла, чтобы ответственные мужи, когда она к ним приходила, тут же приступали к разговору о деле, — заметила осторожно:

— Можно рассмотреть вопрос в иной плоскости.

— В какой?

— Мы не отрицаем, что в механизированной горке нуждается и отделение Михаила Сергеевича. Самое разумное — оборудовать обе станции.

Долгушин опустил взгляд, покрутил в руках карандаш.

— Какой мы примем порядок? Я думаю, сначала послушаем Михаила Сергеевича.

Именно этого Ксения и хотела бы: прежде всего выведать, с чем приехал противник.

Баконин сидел склонившись к столу, положив на него руки. Рукава пиджака его несколько вздернулись, и оттого полностью обнажились белоснежные манжеты сорочки с большими янтарными запонками. Тонкие пальцы с продолговатыми ухоженными ногтями потрагивали клапан красивой папки, сделанной из черной матовой кожи. Все ждали, что он, выдержав подобающую перед речью паузу, откроет папку. Но Баконин вдруг отодвинул ее. Он продолжал молчать и так сморщился, словно бы у него остро заболело что-то.

Долгушин с возрастающим недоумением смотрел на него.

— …Ну… прежде всего, — начал наконец Баконин, — на головной станции Ручьевского отделения… — Он снова помолчал. — Прошу верить, мне крайне трудно говорить об этом. Особенно после моей недавней поездки в Ручьев и очень откровенных, хороших бесед с начальником станции Камышинцевым. Но я вынужден… Неважная работа Ручьева-Сортировочного пока в значительной мере объясняется субъективными причинами. Не мобилизованы внутренние резервы. Полагаю, будет перелом, но пока… На нашей же станции возможности техники используются полностью, люди трудятся изобретательно, я бы сказал — творчески. И все-таки нашей станции очень тяжело. Слишком велик вагонопоток. Далее… — Он опять сделал паузу, сверля страдальческим взглядом свою папку. Теперь было уже совершенно явственно видно, что ему не хочется говорить, что он принуждает себя говорить. Но он продолжил: — Далее фактор морально-политический. Наш город стоит в ряду самых знаменитых городов страны. У него легендарное прошлое, он — гордость народа, и вполне логично, чтобы отделение, которое зовется именем такого города, было оснащено самой…

Он еще сильнее нагнул голову, потом вдруг выпрямился, сцепив руки, хрустнул пальцами и сказал громко:

— Марк Денисович, я хочу высказать свое мнение. Я считаю, что механизированную горку надо отдать Ручьеву-Сортировочному.

Каждый из троих, слушавших его до этой минуты, видел, что Баконина что-то мучает, что он вот-вот готов в чем-то признаться; и каждый из троих понимал, что это признание, если Баконин сделает его, будет очень важным. И, возможно, неожиданным. Но таким!..

— Ничего себе поворотец! — произнес Долгушин.

Баконин вздохнул, но это не был вздох облегчения.

— Уже сейчас, — снова заговорил он, — производительность на лучших механизированных горках выше той, на которую мы сориентировали наши расчеты. Мало того, некоторые возможности и по сей день не реализованы. А по мере накопления опыта вскроются еще какие-то резервы. Полагаю, что в целом эффект, на который надо держать прицел, на тридцать пять — сорок процентов выше того, что заложен у нас в расчетах. Такая производительность горки не по зубам нашему подгорочному парку. Маловат он для этого. Расширять же и удлинять его нельзя: вплотную к станции городские постройки. Мы не имеем права претендовать на технику, которую недоиспользуем. Что же касается Ручьева-Сортировочного, там простор для развития парков. Вы вправе спросить, Марк Денисович, где же я был раньше? Что поделаешь, не все сразу глазам открывается. Что надокучит, то и научит.

В волнении она не помнила четко, как простилась с Бакониным — хозяин кабинета попросил того задержаться, — как миновала приемную и оказалась в коридоре. Шла ошеломленная, даже несколько растерянная. Вроде бы даже не верилось: а было ли все это — кабинет Долгушина, невероятное заявление Баконина, победа без всяких усилий? Не сон ли?