Левиан Чумичев - Васина Поляна

Они шли по гравийной дорожке.

— Царь сказал: «Падла буду, если этого фраера не замочу». Это он про тебя сказал.

— Ты любишь Варвару? — спросил Ленька.

— А куда она денется? Тебя все равно убьют, Царя посадят, а я потом на ней женюсь. Она хозяйственная, все делать умеет. Мать у нее на пескоструе посменно работает, так что чего ей выпендриваться — выйдет за меня, как-никак контрольным мастером работаю.

— Слушай, Коля! Просьба у меня к тебе большая — пока меня не убили, не ходи сюда, ладно?

— Ладно! Я потерплю, — с готовностью согласился Коля.

А Ленька уже бежал по пустырю вслед за неторопливо идущим Павлом Филипповичем.

— Все в порядке? — спросил Варин сосед.

— Все нормально! — ответил Ленька и побежал к своему бараку.

Он тихонечко открыл дверь, бесшумно втянулся к себе на полати, разделся…

Наконец-то вытянулся на своем осиротевшем ложе — дедушки давно нет, а брат Саша гостит где-то под Горьким у дяди Вити.

Хорошо в общем-то! Хоть раскорябанная шея саднит, теперь вот в боку почему-то колет, а глаза так и не переставали болеть. Все тело ныло, набегался, навоевался он сегодня. Уснуть бы. Но не спалось — Варя перед глазами стояла. Ну, красивая, это само собой, особенно кудри эти всамделишные… Но она же добрая и… и смелая она. Не убежала, когда эти гады подходили. А ведь он, Ленька, струсил. Ну, не так, чтобы глаза закрыть и драть куда попало, но все равно боялся. Все думал, не пырнул бы ножичком мальчишечка, что поначалу песком кидался.

И вдруг мамин голос в кромешной комнатной темноте. Грустный-прегрустный голос:

— Вот и начал ты, Леничка, до полночи ходить… Как ее зовут? Кто она?

Ленька думал, что он один, сам с собой. Но мама была рядом. Ой, ну сколько раз бывало, что он возвращался позднее сегодняшнего… А вот заговорила мама ОБ ЭТОМ сегодня.

— Ее зовут Варя! Я вас познакомлю. Она придет на мой день рождения. Ты спи, мама, завтра же рано к папе ехать.

— Я подумала… давай я съезжу одна, а ты займись репой. Папа про нее обязательно спросит, а она вся заросла.

— Хорошо, мам. Завтра я выполю репу. Ты спи, у меня все нормально.

…Не было в ту ночь на земле человека счастливей Леньки Лосева. Он полюбил! Он любил!

Предавгустовское утро набирало силу.

Лосевы еще не проснулись, когда в дверь осторожно постучали.

Мама вышла из-за перегородки, прикрывшись легким одеялом.

— Кто там?

— Я Варя Смирнягина, мне нужен Леня. — На пороге встала симпатичная кудрявая девушка.

Мама почему-то застеснялась своего одеяла, ушла за перегородку, а Леньку как ветром сдуло с полатей. Он сунулся под умывальник, побрякал соском.

— Варя! Ну, молодец! Мама! Это Варя!

Девушка тоже смущалась.

— День у меня сегодня свободный. Я вечером дежурю. Ты что-то насчет репы заикался, и вообще… поговорить надо.

— Пошли! — Ленька подхватил Варю за руку.

— А позавтракать-то, ребята! — запоздало крикнула Галина Андреевна.

— Потом, — донесся из коридора веселый Ленькин голос.

Так и не углядела Галина Андреевна распухшую щеку сына, покорябанную шею.

Из окон она видела счастливого сына. Вот он заглянул в сарай, прихватил пару рукавиц, а потом они побежали в сторону репного поля.

«Вот и вырос наш Леничка», — грустно подумала Галина Андреевна.

…Репы было пропасть, но скошенный и перекопанный пырей очухался, не хотел сдаваться, он вылезал из чернозема нагло и ветвисто.

Валя орудовала сноровисто, обеими руками. От варежек она отказалась.

Ленька явно уступал ей в проворстве, но зато работал без разгибов и передышек.

К вечеру кучища побежденного пырея уныло поникла на краю поля.

— Мы победили? — устало улыбнулась Варя.

— Только так, — подтвердил Ленька. — Есть хочу — спасу нет. Пойдем, мама приготовила что-нибудь.

— Сначала к речке сходим, — предложила Варя, — сполоснуться надо, поговорить…

Расположились на любимой Ленькиной песчаной отмели, где давным-давно они с Алькой Кузиным считали падающие звезды.

Варя сделалась грустной.

Ленька не заметил этого:

— Ты придешь на мой день рождения?

— Да.

— Поплаваем?

— Я без купальника, а ты давай.

Ленька в момент разделся, вошел в воду, нырнул, долго греб под водой, потом вынырнул и лег на спину.

Варя, приподняв подол юбки, помыла ноги, сполоснула лицо, брызнула водой себе за шиворот.

Леньке захотелось быть с ней вместе. Саженками он подплыл к берегу. Сел рядом.

Она сказала:

— Сегодня рано утром я была у Саши… Мама нашла немного меду, масла… Дежурный доктор сказал, что ночью у Лебедева был приступ и его с трудом спасли… Необходима срочная операция, а он очень слабый… Саша продиктовал мне два ленинградских адреса… на всякий случай, как он сказал. Это его друзья, теперь они снова живут в Ленинграде. Вот что я тебе должна была сказать еще утром… Но не хотелось расстраивать тебя. Да и чем мы теперь можем помочь? Теперь надо ждать… И день сегодня! Какой чудесный был день!

— Ага, — пробурчал Ленька, — «чудесный», вкалывали, как крепостные, и есть охота.

— Вот это и здорово! Мы же вдвоем работали, целый день вдвоем… А горести и беды никуда от нас не денутся.

Так и сказала «от нас».

Папа приехал из госпиталя совсем другим человеком. Может быть, время пришло ему выздороветь, а вернее всего, волшебные руки профессора Разноцветова помогли, только теперь Иван Алексеевич сделался человеком серьезным и рассудительным.

Ему предложили встать на партийный учет в артели «Красная охрана».

Но мама уговаривала со всеми документами идти в гороно.

Только сейчас Ленька узнал, что его отец не просто раненый-контуженый фронтовик, а что он перед самой войной заочно кончил педтехникум и имел профессию учителя. И вот теперь мама настаивала на том, чтобы он шел работать в школу, а папа колебался.

Он колебался до тех пор, пока ему где-то там, очень высоко, твердо не обещали, что его четырехглавая семья — он сам, жена и двое сыновей — получит комнату в семнадцать квадратных метров в благоустроенной трехкомнатной квартире. И в квартире этой будет туалет, и горячая вода, и даже ванна с титаном, который нагревается от совсем маленькой охапочки дров. И прямо над ванной будет возвышаться душ, такой же, как в настоящей бане.

Квартиру обещали осенью в квартале «Д», когда он будет сдан.

Получалось интересно: не было кварталов «А», «Б», «В», даже «Г», а «Д» почему-то был. Был еще «тридцатый» квартал, наспех построенный в начале войны из бревен и досок, был «двадцать шестой», состоящий из шлакоблочных одноэтажных длинных бараков, был кирзавод, Нахаловка, но во всамделишную силу входил, основательно строился Соцгород, и в первую очередь квартал «Д». Или пленным пообещали что-то, или сами они чуяли, что домой их скоро отпустят, или, может, поотъелись немножко, только трудились пленные немцы теперь по-ударному, по-стахановски.