Левиан Чумичев - Васина Поляна

— Пойдем, Алик, поможем Марине морковь полоть.

— Чего ей помогать, у нас ведь не колхоз.

— Дак Марине же…

Они втроем допалывали огромную гряду, когда появилась тетя Наташа:

— Ой, ребята! Мне же вам платить нечем.

— Нам платить не надо, — сказал Аркаша.

— Мы — отряд, — перевел дух вконец изнемогший Алик.

Тетя Наташа засуетилась:

— Что соседи-то скажут, господи. Погодите. Я хоть молоком студеным вас угощу.

Маринка тоже побежала к дому. Ведра из сенок выхватила. Кричит:

— Вы кончайте, ребята, а я воды пока натаскаю. Потом снова боксерить пойдем.

И нет уже Маринки. Только ведра прогремели внизу, в ельнике.

Обратно она примчалась без ведер:

— Они опять там грабят!

Расспрашивать было некогда. Аркаша и Алик припустили вниз, к Вихляйке. Сзади пыхтела Маринка. Слышались крики тети Наташи:

— Марья! Куда опять, сатана?! Ведра где-е?..

У осокоря ребята залегли. Отдыхивались, смотрели вниз.

— Без команды не вскакивать! — приказал Аркаша.

На середине Вихляйки покачивался плот. Заложив руки за голову, на нем лежал Васька Слон. Ногу правую на согнутое левое колено положил.

Рядом стоял Вадик. Из-под ладони вдаль смотрел. Рожа у Вадика — счастье сплошное. На плоту груда одежды навалена. А по берегу метались городские мальчишки, кричали вразнобой:

— Отдайте, пожалуйста, мои штаны!

— Мне же от бабушки влетит!

Городскую мелкотню возглавлял тот самый Бородатый длинный парень.

Вадик прокричал на берег условия:

— Пусть Борода нам свой ножик отдаст!

— Я отдам, я, честное слово, принесу! — встрепенулся Бородатый. — Я вообще с вами подружиться хочу. Слышите, Вася?

— Отдай ты им, а то крику на всю речку, — разрешил Слон.

Вадик покидал в воду одежду. Мальчишки с гиком и гамом вылавливали свои штаны и рубахи.

— А мои брюки? — спросил Бородатый.

— Поклянись, что вместе с ножом марки принесешь, — заявил Вадик Марочник.

— Принесу, честное слово.

— Че оно, слово-то. Ты скажи «гад буду».

— Гад буду!

— Ты и так гад, гад и трус! И никакой ты не пионервожатый, — взъерепенился вдруг маленький чернявый мальчишечка.

— Пора! — скомандовал Аркаша. — За мной! — и он покатился к воде.

— Ура! — закричал Алька, бросаясь вслед за Аркашей.

— Оперкотом их, оперкотом! — бесновалась сзади Маринка.

— Тревога! Полундра! — почему-то радостно закричал Вадик. — По левому борту неприятель!

Слон кинул одежду Бородатого в воду. Подальше от плота постарался. Штаны и рубашка быстро тяжелели. Не подбери их — утонут. Ребята бросились подбирать.

А пиратский плот уходил вниз по течению.

Феня Нестерова с годовалой девчушкой на руках сидела во главе стола. А стол облепили Эльдар, Матильда и Рем с Ромулом.

Табуретка рядом с Феней была свободна. Она явно предназначалась для Худышкина.

Николай Иванович колдовал над кипящим эмалированным ведром. Он помешивал в нем деревянной струганой палкой.

Ребята за столом изнывали от нетерпения. Наконец Николай Иванович повернулся к столу и торжественно провозгласил:

— Сейчас, уважаемые товарищи короеды, я вас угощу невиданной вкуснятиной. Ее заготавливают для коровушек-буренушек, чтобы они молока больше давали. А дядя Коля подумал, дай-ка я угощу этой штукенцией короедов-нестерят, пусть они ее съедят и скорей большими вырастут. Опа!

Николай Иванович начал ловко вычерпывать шумовкой дымящиеся початки кукурузы. Скоро целая золотая гора стояла посредине столешницы.

— А ну, ребята-нестерята, ешьте давайте, только не обожгитесь.

И началось пиршество.

Феня весело глядела на свою ребятню, подсказывала:

— Матильдочка, Рема, молоком, молоком запивайте.

Рем шустро выковыривал острыми зубиками янтарные зерна, нашептывал Ромулу:

— Слышь, Ромка! Мы завтра с тобой этой кукурузы целую гору натырим, да?

Ромка согласно мотал головой, продолжая урчать над початком.

— Кошмар какой, — притворно ужасалась Феня, — можно подумать, мои дети, как волчата, голодные.

— Новая еда, — объяснил Худышкин, — незнакомая. Ну, и подсолил я удачно, действительно вкусно.

…Потом они сидели на кухне вдвоем. Николай Иванович рассказывал:

— Эвакуацию я плохо помню. Одни мамины глаза в памяти остались. Большие-большие грустные глаза. Она больной ехала, все остатки еды мне скормить пыталась. Умерла где-то в дороге, а хоронили ее здесь, в Васиной Поляне. Это я запомнил. И как жалели меня люди, до сих пор помню.

Ну, а потом детдом… Сколько нас там было — ужас. И все сироты. Я в детдоме и научился шоферить. Тогда еще «ЗИСы-150» были. До армии у меня уже второй класс намечался. Ну, после демобилизации Средняя Азия, Дальний Восток. А остановился на Севере, под Магаданом, поселок Бархотка. Там и жену похоронил. Сын с семьей так там и живут. А я сюда маханул, поближе к маминой могиле. Да и врачи велели климат менять.

Феня слушала Худышкина, и глаза ее наполнялись слезами.

Стукнула дверь, и в дом вошел Васька Слон. Увидел Худышкина, похмурнел.

— Садись, Васенька, покушай, — захлопотала Феня, — вот тут еда как еда, а это вот кукуруза, Николай Иванович отварил, такая вкусная!

Васька оглядел стол, зачем-то заглянул под него.

— Да ты что, сынок! Мы безо всяких бутылок. Сидим вот, беседуем.

Васька ничего не сказал. Ненавидяще, брезгливо оглядел Худышкина и хлопнул дверью — ушел.

Потускнело все на кухне. А за окном и правда сумерки сгущались.

Феня всхлипнула.

Николай Иванович подбодрил ее:

— Не огорчайтесь, Фекла Никандровна.

А что он еще мог сказать? Встал потихонечку из-за стола и вышел из дома.

Он шел по неосвещенной улице. Шел быстро, дорога здесь была ровная.

Конечно, можно понять этого озлобленного мальчишку. Но ничего, придет время, они еще подружатся. А Феня, она прекрасная женщина, но слабохарактерная, безвольная… Но если рядом с ней будет сильный мужчина…

Оборвались мысли Худышкина — запнулся он и растянулся на дороге. Только приподнялся на корточки, только хотел встать, как что-то тяжелое обрушилось на голову… Потом били по спине, пнули два раза в бок.

— Убьешь же! — откуда-то издалека пискнул детский голосишко.

— Ничего, очухается, — ответил голос Васьки Слона, — лысые, они живучие.

— Лезь на самую верхотуру и цепляй вон за ту ветку, видишь? — спросил Аркаша.

— Вижу, — ответил Алик.

— Ты полезай, не бойся, — подбадривала Маринка. — Чуть чего, мы тебя в простынь поймаем, как парашютистов ловят, когда у них парашют не раскрывается.

— Я не боюсь, — уныло сказал Алик и подошел к тополю. Он засунул плакат под штаны, поплевал на руки и полез. Конечно, хорошо бы сорваться сейчас, пока не высоко. Потом уж поздно будет. Ну почему именно ему досталось взбираться по этому тополю? Нет чтоб жребий бросить. Маринка, видите ли, девчонка. Аркаша тяжелей Алика, высоко не заберется — сук сломаться может. В общем, лезь вот теперь, раз ты самый легкий. Рисовал, рисовал этот плакат, а теперь еще вывешивай.