Лидия Обухова - Глубынь-городок. Заноза
- Название:Глубынь-городок. Заноза
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советская Россия
- Год:1963
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Лидия Обухова - Глубынь-городок. Заноза краткое содержание
Повесть «Глубынь-городок» и роман «Заноза» не связаны общими героями или географически: место действия первой — белорусское Полесье, а второго — средняя полоса. Однако обе книги перекликаются поставленными в них проблемами. Они как бы продолжают во времени рассказ о жизни, печалях и радостях обитателей двух районных городков в наши дни.
Оба произведения затрагивают актуальные вопросы нашей жизни. В центре повести «Глубынь-городок» — образ секретаря райкома Ключарева, человека чуткого, сердечного и вместе с тем непримиримо твердого в борьбе с обывательщиной, равнодушием к общественному делу.
Вопросам подлинного счастья, советской этики и морали посвящен роман «Заноза».
Обе книги написаны в близкой эмоционально-лирической манере.
Глубынь-городок. Заноза - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Лалочка, старше Тамары двумя годами, была уже давно замужем; показала даже фотографию дочки (девочка в меховом капоре ловила в алюминиевую кастрюльку льющуюся с карниза капель). Она окончила институт и вышла замуж за старика — некрасивого, смешного — своего профессора. Но с ним было так интересно!
Она не знала, как это передать Тамаре, чтоб та поняла. Однажды, уже на последнем курсе, она попала вместе с ним в дом отдыха. Окно ее комнаты выходило на балкон, где занимался профессор. Она часами смотрела, как он, размышляя, встает и движется по балкону легко, словно мышка; мимоходом взглядывает и на нее со своей обычной виноватой, простосердечной и обворожительной улыбкой. Он сидел за круглым плетеным столиком, ветер уносил его бумаги; суетливо и неловко он подбирал их — одни клал под книгу, а о других забывал, — и ветер снова трепал их, как лопухи. От его стола, от этих бумаг, от головы кудрявой, несмотря на плешивинку, от простой целлулоидовой ручки, которую он то прикладывал к губам, то держал на уровне бровей, лохматых и молодых, веяло ощущением красивой человеческой души.
Она уже давно сдала ему курс русской филологии, но теперь постигала все заново; они бродили по сосновым перелескам и без конца разговаривали. Профессор очень смеялся, вспоминая статью писателя Гладкова по поводу правильности языка (можно ли сказать «довлеет над ним») и академически бесстрастный ответ: «В таком-то году употреблялось у Чехова и у М. И. Калинина. Лично я избегаю этого выражения».
— Все равно, как если б ходили мы с вами по лесу, собирали грибы, наткнулись на один, заспорили и спросили бы у грибоведа: съедобный он или несъедобный? А тот бы стал отвечать: «В девятнадцатом веке в Костромской губернии во время голода гриб этот употреблялся в пищу. Также его разновидность на островах Таити издавна известна туземцам. Есть упоминание в Ипатьевской летописи. Что касается меня, я его не ем». Ну, а съедобный он или нет? Так и не ответил. Лингвисты, Лалочка, должны стать практиками; не только коллекционировать обороты, но и активно вмешиваться в процесс языка, объяснять его, предсказывать тенденции, смело бороться за новое. В общем, взять язык в руки! Вот вы заметили, как настойчиво исчезает двойственное число: было «окны», стало — «окна». Я даже подслушал в живой речи такую форму: «парохода». Именно не «пароходы», а «парохода». Пока что это звучит нелепо, согласен. Но вот такие слова, как «директора», «трактора», мы напрасно силимся загнать в старые рамки: «директоры», «тракторы».
Как-то в густой рамени — еловом лесу с примесью осины, — куда они забрели после четырехчасовой прогулки, они наткнулись на пустой домик — сторожку из березовых стволов.
— Разве из березы строят? — удивилась Лалочка.
— Построил лесник, и не так давно. Таскал стволы за несколько километров именно сюда, в ельник. Домик стоит на полянке, у порога леса. Сам он чище снега, трава ему чуть не по пояс; земляника у самых дверей. На коньке две перекрещенные жердочки; окошко такое, что, кажется, прикроешь ладонью. Есть внутри и печурка, и стол, и лавка струганая. Лесник сюда заходит иногда; бывают и прохожие — если уже забрались в такую глушь, замка от них не вешает.
— Зачем же ему этот березовый домик?
— Для красоты, — сказал профессор.
Потом, когда она уже стала его женой, каждое утро, едва он открывал глаза, вместе с ним как бы просыпался и целый новый умный мир. Он втягивал ее в круговорот своих мыслей, делал равным себе товарищем. Для него не существовало незначительных или пустых тем: процесс мышления, начинающийся даже с примитива, вызывал в нем такое глубокое, пристальное уважение, что она не чувствовала себя ни в чем ущемленной. Она жила, захваченная вихрем радостного познавания. Ей казалось, что их комната раздвигается до самого горизонта, и каждый день был как подарок. Она научилась жить с книгами постоянно; читать их не для развлечения, а находить зарытые клады — целые миры мыслей, завещанные писателями.
Жажда познания, говорила теперь Лалочка Тамаре, не менее сильна в человеке, чем все прочие желания, поэтому в ее выборе не было ничего жертвенного. Близкие отношения мужчины и женщины для каждой пары в отдельности окрашены особым цветом. У одних это радость осязания молодого тела (и в этом нет ничего зазорного. Ведь мы же не осуждаем художников, которые весь мир видят в красках и только через краски!). Другой бывает раз навсегда покорен слабостью любимого существа, с которой оно предалось ему, и это дает такое глубокое нравственное удовлетворение, такую полноту чувств, что человек и не желает уже ничего другого. Бывают супруги — вечные студенты, с полумальчишескими привычками, с грубоватой нежностью, которая стесняется не только чужих глаз, но даже как бы и самое себя…
Или люди-борцы, революционеры, учёные, которые живут суровой напряженной жизнью, и любовь для них не отдых, а продолжение исканий вдвоем. Глупо считать, что они достойны нашей жалости! («Если б мы могли войти в их мир, может быть, нам самим пришлось бы испытать зависть к этим вдохновенным душам».)
Не так смешно и то, что зеленые девочки платонически влюбляются в своих учителей, а у мальчишек идеал женщины смутно восходит к облику любимой наставницы. Ведь именно эти люди вводят нас за руку в неизведанное; как же нам не любить их?
— Кроме того, — сказала Лалочка о своем муже, — он настоящий мужчина.
— А что это такое? — задумчиво, водя пальцем по Лалочкиному пушистому обшлагу, осведомилась Тамара.
Подруга лишь на секунду смежила веки, как бы всматриваясь:
— Он не боится пробовать, и если решил, то не отступает. Он платит жизни по тому счету, который она ему дает, он не торгуется! С друзьями за дружбу расплачивается делом, с врагами за ненависть — тем же. И он великодушен. А настоящий, мужчина, Томка, должен быть великодушным и все-все понимать в женщине! Я с ним счастлива. Я не могу объяснить, как это, но это счастье. Мне не надо ни в чем притворяться, чего-либо стыдиться. Я могу быть сама собой, и он тоже. Но в то же время он как бы поворачивает меня к свету только одной стороной, той, где сосредоточено все лучшее, и требует, чтобы она-то и стала главным во мне.
— Значит, есть любовь, что каждый день берется с бою? — раздумчиво проговорила Тамара, все еще поглаживая рукав. — Завоевываешь ее снова и снова, ломаешь себя, чтобы стать лучше, чем ты есть, чтобы быть им любимой, а от него, того, другого человека, тоже ждешь самого лучшего, требуешь этого и не даешь покоя?
Хотя Лалочка говорила не совсем то, она подумала малость и отозвалась:
— Да. Это так.
14
После дневного короткого разговора в редакции Тамара встретилась с Павлом вечером. Но свидание это принесло мало радости им обоим.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: