Борис Миллер - Под радугой (сборник)

— Это не ко мне! — сказала Лия и притворила дверь.

До войны она аккуратно, дважды в год, получала весточки от сестры из Шполы. С тех пор, как началась война, вот уже скоро три года, она ни от кого не получала писем.

Однако парень постучал вторично.

— Нет, к вам! — сказал он. — Лия Черновецкая — вы?

— Я…

Дрожащими руками она схватила очки, потом выхватила из рук паренька письмо. Почтальон уже ушел, а Лия, не в силах успокоиться, все стояла у стола и разглядывала маленький треугольный конверт. Вдруг она тяжело опустилась на стул и заплакала. Почему это— первый конверт за все годы?.. За что она так наказана? Она могла бы получить его и от сына…

Немного успокоившись, Лия поняла, что это, очевидно, ответ на ту посылку с письмом, которую она отправила зимой.

Но она не торопилась открывать письмо. Столько времени ждала, — можно еще немного подождать… Она смотрела на треугольный листок и думала: вот она распечатает, развернет письмо и прочтет: «Дорогая мама…» Неужели это невозможно? Разве не могло так случиться, что Семен все эти годы скитался где-то в далеких краях, а когда началась война, пошел, как и все, на фронт… В артиллерию или в кавалерию…

И вот… однажды в его часть прибыла среди тысяч других посылка от Лии Черновецкой, ее, конечно, дали ему. Что тут невозможного? И, конечно, он ответил… И все! И наступит конец ее мучениям.

Так она долго сидела, не в силах оборвать сказку, которую, как малое дитя, сама себе рассказывала…

Наконец она не выдержала, открыла письмо. И вдруг сердце оборвалось и куда-то покатилось… «Дорогая мама!» Лия приглушенно вскрикнула.

Лия очнулась и затуманенным взором обвела комнату. Она не знала, сколько времени длился обморок. У ног лежало шитье, которое она, падая со стула, потянула за собой, а в складках материи — письмо.

Взяв себя в руки, Лия прочла листок от начала до конца, и ей стало стыдно, что она так поддалась мечте о невозможном.

Писал боец. Подарок и письмо, которые ему достались, говорилось в письме, дали ему право назвать ее, незнакомую женщину с Дальнего Востока, матерью… Пусть же она и дальше разрешит ему так называть ее. У нее, писал он, был сын, которого она потеряла. А у него были отец и мать, две сестры, брат, племянники и племянницы. Жили они в селе на Смоленщине. Сейчас у него никого нет. Узнал он, что немцы расстреляли всю его семью за связь с партизанами, и сейчас он остался на свете совсем один. Ее письмо было первым, которое он получил за все время войны, а на фронте он с июня 1941 года… Он благодарит ее за это сердечное письмо и за подарок. Он хочет и в дальнейшем переписываться с ней. Если она захочет, пусть напишет ему.

Звали бойца Николаем Певцовым.

Неожиданное, точно с неба упавшее, письмо потрясло Лию, всколыхнуло застаревшую боль и в то же время согрело ее — в ее жизнь вошло что-то новое, большое.

Да, ответила она ему на следующий день, она считает его своим сыном, как и всех, кто сражается на фронте. А теперь он ей особенно дорог. Ей, конечно, доставило большую радость его теплое письмо. Пусть он пишет ей, и если ему что-нибудь нужно, она постарается ему помочь.

Жизнь Лии теперь стала полнее. Она больше не чувствовала себя одинокой, как раньше. Сейчас она, как и другие, ожидала писем, писала сама и рассказывала знакомым, что ей пишут и что она собирается ответить.

Певцов аккуратно отвечал на все ее письма.

Войну он начал рядовым, писал он, а сейчас получил звание лейтенанта. Он разведчик, и ему часто приходится бывать в тылу у врага.

Лия уже привыкла к тому, что веснушчатый почтальон часто стучался к ней в дверь. Теперь она нетерпеливо ждала писем и беспокоилась, когда их подолгу не было.

— Видно, опять «в гостях» у немцев! — говорила она Поле Берман или Василию Петровичу, показывая им письма. — Хоть бы обошлось все благополучно! — добавляла она, вздыхая.

В одном из писем Певцов прислал свою маленькую фотокарточку, вырезанную из фронтовой газеты. На груди у него красовались медали и два ордена. У него были большие темные глаза под высоко взлетевшими бровями. Лии уже казалось, что он чем-то напоминает ее сына… И чем больше она приглядывалась к этому лицу, тем больше верилось ей, что это так…

Наглядевшись вдосталь на фотографию, Лия побежала показывать ее Поле и Даниилу.

— Не правда ли, Поля, этот Николай Певцов очень напоминает моего Сему? Ведь вы его когда-то видели в Кировограде…

Поля посмотрела, пожала плечами:

— Скажу вам… во-первых, я уже не помню, как он выглядел, ваш сын… Ведь он был еще мальчиком… Да и видела я его всего раз-другой. А потом, почему вам кажется, что он похож? Мне помнится, у вашего сына совсем другое лицо… Как ты находишь, Даниил?

— Нет, возможно, он и в самом деле немного похож… — примирительно сказал тот, желая сделать приятное Черновецкой.

— Да что вы говорите, «возможно»… — горячо возразила Лия. — Вы просто уже его забыли. Вы посмотрите — глаза! И волосы. Уж если я говорю, стало быть, знаю!

По ночам Лие снились путаные сны. В них самым причудливым образом переплетались лейтенант Певцов и ее сын…

Утром она приходила к Поле, рассказывала, что ей снилось, и та толковала эти сны к добру…

Постепенно Певцов занял прочное место в сердце и в мыслях Черновецкой. Нередко она ловила себя на том, что неотступно о нем думает: как там у него на фронте, не ранен ли, не случилось ли чего-нибудь?… Когда он долго молчал, она беспокоилась, думала об этом и днем, и по ночам. Этот чужой парень сделался ей так близок, что даже наяву его образ начал сливаться с образом ее сына.

Между тем письма перестали приходить. Прошел месяц, второй, а писем не было. Не иначе, думала Лия, случилось несчастье.

Наконец письмо пришло. Оно было из госпиталя и написано неровным почерком. Певцов писал, что в последний раз, когда он ходил в разведку, его тяжело ранили. Он чуть не попал в плен, его спасли товарищи.

Теперь он уже почти здоров. Недели через две-три его выпишут из госпиталя и дадут непродолжительный отпуск. Провести его он может где угодно. Но ехать ему, как ей известно, некуда.

Лия всюду носилась с этим письмом, читала и перечитывала его, ходила с ним к Поле и к Василию Петровичу. Давно уже не была она так счастлива, как в день, когда получила эту весточку.

В госпиталь она отправила телеграмму, где просила Певцова приехать к ней.

— Куда же еще ему ехать? — говорила она соседям. — Ведь у него никого больше нет!

Прошло немного времени, и прибыл ответ: он едет к ней…

В тот же день Лия привела Полю к себе в комнату. Они долго совещались, требует ли комната ремонта. Поля считала, что и потолок и стены еще вполне чистые. Но Лия решила побелить заново и комнату и коридор.