Василий Дюбин - Анка

— Туда? — кивнул на лес подчасок.

— Туда, — ответила Анка.

Цыбуля внимательно осмотрел Анку с головы до ног, улыбнулся.

— Что, Юхим? Смешно, небось, выгляжу?

— Почему смешно… Нет, все в порядке. Выглядишь ты, сестрица, заправской деревенской бабенкой. Шубка с заячьим воротником, теплый платок, сапоги да веревка под мышкой, чтоб валежник было удобнее нести в вязанке. Так?

— Верно.

— И чехол с финкой, притороченный к тесемочному пояску. Мало ли какое зверье в лесу может повстречаться…

Анка вынула из-за пазухи пистолет:

— У меня для всякого зверья есть припасы.

— А вот зачем у тебя, сестрица, сумка с красным крестом при боку?

— Привычка, — засмеялась Анка. Она сняла санитарную сумку, которая к тому ж была совершенно пуста, повесила на сук. — На обратном пути захвачу.

— Когда вернешься?

— Нынче.

— Ну, счастливо тебе.

Анка пошла лесом в обход поляны. Юхим смотрел ей вслед, пока она не скрылась.

— До чего же смелая да отчаянная. Молодец! — и он даже языком прищелкнул.

— Морячка! — с гордостью пояснил подчасок.

Анка еще в тот раз, когда приходила со Скибой, прощаясь с Пахомовной, условилась о том, что в следующий приход она будет стоять под тем же дубом, где ожидала Скибу, и время от времени на минуту-две выглядывать из укрытия. Заметив Анку, Пахомовна должна выйти из сторожки и поманить ее к себе. Это означало бы, что в сторожке никого из посторонних нет. Если же Пахомовна два раза отмахнется рукой, то заходить нельзя.

В первые дни Пахомовна поочередно с внуком дежурили у окошка, следя за старым дубом. Но прошел месяц, другой, а Анка все не приходила. Пахомовна решила, что партизанский отряд перебазировался, и перестала вести наблюдение.

Но сегодня, случайно подойдя к окошку, Пахомовна напрягла зрение, прильнула к стеклу. Ей показалось, будто какая-то тень мелькнула и скрылась за дубом… Когда Анка снова высунулась из укрытия, Пахомовна торопливо вышла из сторожки и поманила к себе партизанку.

Анка ввалилась в сторожку с вязанкой валежника на спине.

— Заходи, милая, заходи, — радушно встретила ее Пахомовна. — А я-то и не знала, что подумать. Нет тебя и нет. Раздевайся, Аннушка. Гляди, озябла, а?

Анка сбросила со спины валежник и, забыв поздороваться, кинулась к мальчику, внуку Пахомовны. Маленький Фрол сидел за столом, разматывая бинты, извлекал из пакетов марлю и складывал ее горкой.

— Где ты раздобыл такое добро? — радостно вскрикнула она, увидев белоснежные бинты и марлю. — Да наши партизаны все нательные рубахи исполосовали на ленты… Перевязывать раны нечем.

— Фрицы вчерась в Шабановском оставили. Видать забыли. Они много раненых кудась-то повезли. А у Петьки Остапенко еще больше. У него и вата есть, и ёд в маленьких бутылочках. Не дал мне ёду, пожадничал…

— Пахомовна, — умоляюще посмотрела на нее Анка, — родная, золотая… Как бы достать для наших.

— Сейчас, — сказала Пахомовна. — Фролка, скоренько беги к Петьке, возьми все, что у него есть. На ухо скажи ему: для партизан, мол.

— Тетенька, забирайте все, — Фролка пододвинул к ней бинты и марлю, а сам выскочил из-за стола, оделся и к двери: — Я сейчас вернусь…

Разглядывая подарок Фролки, Анка задумчиво проговорила:

— А во что же я возьму, если ребята еще принесут?

— Найдем. У меня есть чистый ситцевый платок.

— Спасибо, Пахомовна. От всех партизан спасибо. То-то радости сколько у них будет!.. Вот только с патронами у нас плохо, — понизила голос Анка.

— Тяжело?

— Очень. Два нападения на нас было. Отбились, но скольких своих после боя недосчитались… А ваш не приходил?

— Нет.

— А меня за этим и прислали. Нам обязательно нужно связаться с каким-нибудь партизанским отрядом. Только на вашего старика и надеялись.

— Не приходил.

— Беда.

— И у меня, Аннушка, беда за бедой. Сын погиб на фронте в сорок первом. В прошлом году сноха занемогла, слегла в постель и не поднялась. От простуды померла. А теперь вот… Слышишь, в горах орудия гукают?

— Слышу.

— Может, и старика уже нет в живых…

— Все может быть, родная…

В сторожку влетели запыхавшиеся ребята.

— Здравствуйте, тетенька! — поздоровался Петька, шмыгая носом.

— Здравствуй, мальчик!

Петька и Фролка, не теряя времени, начали выгружать из-за пазух бинты, марлю, вату и складывали все это на столе. Анка, радостно улыбаясь, опросила Петьку:

— А знаешь, кому я понесу твой и Фролкин подарки?

— Знаю, — шмыгая носом, ответил Петька. — Партизанам.

— Умница. Ты добрый мальчик. Славный. Утри нос, и я от имени всех партизан, поцелую тебя.

— Не хо́-о-очу… — смущенно пробормотал Петька, вынимая из карманов флаконы с йодом.

Но Анка все же расцеловала его.

Смеркалось. Бирюк торопился. Нельзя было терять ни минуты. Красная Армия стремительно наступала. Под ее сокрушительными ударами немцы откатывались от Армавира и Майкопа к Краснодару. Удирали без оглядки и отборные горнострелковые гитлеровские части, бросая вооружение и боеприпасы. Не знали об этом Кавун и Васильев, так как ни рации, ни связи с другими отрядами у них не было. Этим и воспользовался Бирюк… Он вошел в пещеру, сорвал с головы шапку, осмотрелся. От его мокрой от пота чуприны валил пар. Краснов и партизаны обратили к Бирюку вопрошающие взгляды.

— Носилки для больных готовы? — спросил Бирюк.

— Готовы, — ответил Краснов. — А в чем дело?

— На марш, Михаил Лукич…

— Да ты скажи толком, что случилось? — спросил Краснов.

— Немедленно на марш. Некогда разговоры разговаривать. В полночь из Пятигорского сюда выступает батальон немцев, чтобы утром напасть на нас. Целый батальон! — бил тревогу Бирюк, напирая на слабохарактерного Михаила Лукича.

— Дело это не шуточное, и так, сломя голову бросаться бог весть куда — нельзя. Да точно ли немцы близко? — строго посмотрел на Бирюка Краснов.

— Точно. Достоверно. Я через того старика разведал, у которого в сарайчике скрывался, когда спас Паука. Дед ходил в Пятигорское к своим знакомым, три дня пробыл там. Говорит, немцы решили покончить с нами. Бросают сюда целый батальон. Ночью выступают. Надо спешить.

— Куда?

— Старик все разъяснил мне. Я поведу отряд такими потайными тропами, что и сам черт не выследит нас. Мы вольемся в отряд «Кубань». Тогда будем именоваться: отряд народных мстителей «Кубань — Родина».

«Ну и мастак брехать», — усмехнулся про себя Паук. Он один знал истинные замыслы Бирюка.

— Где же этот отряд? — все еще настороженно спросил Краснов.

— Между Фанагорийским и Хадыженской, за Псекупсом. Вот тут, — сказал Бирюк, тыча пальцем в карту.

Краснов задумался.

— Это хорошо, если вольемся в отряд… Объединим свои силы… Но как же быть с Анкой?