Эрик Ханберг - Ржаной хлеб с медом

— Работа есть работа. О всех делах можно наговориться днем. Вечера пусть останутся семье. Когда дети пойдут в школу, совсем житья не станет.

Аусеклис нашел даже научное обоснование:

— Социологи проследили, что шестьдесят процентов времени, предназначенного для подготовки уроков, школьники тратят на болтовню по телефону.

Никто не знал, откуда у инженера такие сведения. Но опровергнуть его было нельзя, с часами в руках никто за школьниками не ходил.

Как-то вечером в квартиру Меты и Аусеклиса позвонил мужчина в белом халате.

— Я к больной. Консультант из Риги.

Навстречу ему из комнаты Меты вышла соседка Неллия. На лице удивление и озабоченность. Добрая душа подумала, что, видать, плохи дела у подруги, раз вызван специалист из Риги.

Неллия и Аусеклис не знали и не могли знать Ингара в лицо. Мета от неожиданности растерялась и сделала вид, что незнакома с ним.

Если бы не упреки мужа, пока она училась на курсах. Если бы он не был столь ревнивым и подозрительным, визит бы вылился в сердечную шутку. Такому вниманию со стороны товарища можно было бы только порадоваться.

Доброго мира ради Мета включилась в игру.

Она лежала, как загнанный в клетку зверек, и ждала, что будет дальше.

Ингар увидел на подушке книгу сказок.

— Очень хорошо. Ничто не оказывает столь благотворного воздействия на больного, как сказка. Тому, кто способен проникнуть в мир ее образов, не нужны никакие капли. Как давление?

— Говорят, нормальное.

— Шутки ради пощупаем пульс. Так, так. Молоток стучит что надо. Сердце перебоев не давало, кульбит не делало?

— Нет.

— Никогда? Ни разу?

— Нет.

— Странно. Когда человек влюбляется, сердечко не то что одну кульбиту — несколько проделывает. С вами не случалось?

— Нет.

— Сам ведь человек этого не чувствует. А доктор в таких случаях рядом не стоит. Так, так. Глаза? Вверх. Так. Хорошие глазки. Радужные кольца не показываются?

— Нет.

— И снежок не сыпется?

— Нет.

— Значит, только температура нехорошая. На один градус выше нормы. А выше этого не подскакивала?

— Нет.

— Суставы, когда ходите, не болят?

— Нет.

— Ноги иногда не погружаются как бы в вату?

— Нет.

— Аппетит не пропал?

— Нет.

— Вес не упал?

— Нет.

— Закройте глаза. Попробуйте попасть пальцем в нос. Так, так. Палец в сторону не тянет?

— Нет.

— Кошмары не мучают?

— Нет.

— Цветные сны не снятся?

— Нет.

— Сон чуткий?

— Нет.

— И какой у вас в доме режим? Детишки не беспокоят?

— Нет.

— Так, так. Очень важно, чтобы дома всегда царило хорошее настроение. Мир и согласие. Муж иногда не возвращается поздно домой?

— Нет.

— Послушаем теперь, что внутри. Прошу спинку.

Аусеклис подбежал и закатил вверх ночную рубашку.

— Так, так. Глубже. Еще. Дышите до упора. Не колет?

— Нет.

— Глубже. Еще, еще. И реже. Голова не кружится?

— Нет.

— Позывов к кашлю не ощущаете?

— Нет.

— Потеете?

— Нет.

— Озноба нет?

— Нет.

Неллия слушала.

Аусеклис услужливо держал рубашку.

Мета стискивала обеими руками одеяло, будто выжимала из него воду.

Неллия думала, что консультанта вызвал Аусеклис.

Аусеклис думал, что рижанина пригласила заботливая соседка.

Мета лихорадочно соображала, чем вся возня кончится.

— Что ж. Легкие чистенькие. Мне нравятся. Просто странно, где этот градус затаился. Теперь повернитесь ко мне. Сидите спокойно. Не волнуйтесь. На щеках румянец. В висках не жмет?

— Нет.

— Прекрасно. Теперь послушаем, что делается в груди. Уважаемый, у вас так хорошо получается, поднимите сорочечку и подержите.

— Нет! Нет! Нет!

То был не отказ — вопль. Так кричат с отчаяния. Зовут на помощь. Соседи многоквартирного дома не преминули отозваться.

Квартира супругов наполнилась народом. Ингар попытался было незаметно смыться. Но тут взвизгнула Неллия:

— Консультант удирает!

Ничего не осталось, как раскрыться.

В такой переплет Ингар еще не попадал.

— Обидеть Метыню! Светлую лампочку!

Соседи-мужики в кутерьме не участвовали. Но бабы бушевали одна громче другой.

Как, мол, не стыдно! Как таких бандитов вообще на работу принимают! Издеваться над больным человеком!

Аусеклис тем временем опустился в кресло под зеленым торшером. И когда потрошительницы Ингара несколько приустали, спросил тихо:

— Мета, разве ты консультанта не узнала сразу?

Что Метыня могла ответить на это?!

Вилма и Микус Купини работали в коровнике в «Крастах». Откармливали бычков. Сто двадцать голов.

Вилма говорила:

— Мне до работы всего полкилометра.

Шоферы поправляли:

— Полтора.

Микус послушает, бывало, и махнет рукой:

— Счетчик у тебя барахлит, вот что я тебе скажу.

Коровник помещался в соседнем дворе. Правда, от двора уже почти ничего не осталось. Лишь большой каменный хлев, еловая изгородь да старый дуб. На жилой дом во время войны упала бомба. Вместе с ним сгорели клеть, конюшня, дровяной сарай, разные кладовки и пунечки. Как на диво, коровник остался цел. Даже драночная крыша не загорелась. В нем и разместилась теперь ферма. Уцелел также и большой сарай, огонь до него не добрался. Уже при колхозах хлев покрыли шифером. Сарай же в скором времени сгнил.

Хутор Купини был из числа так называемых новых хозяйств [1] Новые хозяева — крестьяне, получившие землю после буржуазной аграрной реформы 1919 года. . С хлевом на двух коров, двух лошадей, несколько свиней и кур.

Вилма всегда говорила, что идет на работу. Как-никак коровник находился в соседнем дворе…

Микус с женой принадлежали к породе тех работящих людей, за которыми не надо следить, которых не нужно понукать. Они жили и работали на самой окраине колхоза. Из центра в «Красты» привозили комбикорма, набивали чердак сеном, соломой. Те же машины увозили откормленный скот на мясокомбинат.

Это была тихая однообразная жизнь.

Подай корма, подстилай солому, нажми на выключатель, чтобы насос накачал воду в резервуар. И так с осени до весны, с весны до осени.

Летом быки оставались в хлеву. Ели муку, сухой корм. Но больше всего — свежую траву. Микус только и делал, что косил. Накосив, выпрягал лошадь из косилки, запрягал в телегу и подвозил.

Страх сколько наворачивали сто двадцать быстро растущих бычков. Мололи, точно жернова.

Вилма и Микус в хлопотах проводили весь день. В темную пору года начинали до рассвета, кончали после заката. К Купиням редко кто заглядывал из собственного колхоза, еще реже из других мест. Бывало, иногда заезжали из района. Микус и Вилма были рады гостям. Бодро семенили в «Красты». Чтобы показать хозяйство, Микус торжественно начинал: